"Алексей Феофилактович Писемский. Масоны" - читать интересную книгу автора

Ченцова.
- Ну, это, дядя, вы ошибаетесь! - начал тот не таким уж уверенным
тоном. - Золота я и в царстве небесном пожелаю, а то сидеть там все под
деревцами и кушать яблочки - скучно!.. Женщины там тоже, должно быть, все из
старых монахинь...
- Перестань болтать! - остановил его с чувством тоски и досады Марфин.
- Кроме уж кощунства, это очень неумно, неостроумно и несмешно!
- Вам, дядя, хорошо так рассуждать! У вас нет никаких желаний и денег
много, а у меня наоборот!.. Заневолю о том говоришь, чем болишь!.. Вчера,
черт возьми, без денег, сегодня без денег, завтра тоже, и так бесконечная
перспектива idem per idem!..* - проговорил Ченцов и, вытянувшись во весь
свой длинный рост на стуле, склонил голову на грудь. Насмешливое выражение
лица его переменилось на какое-то даже страдальческое.
______________
* одно и то же!.. (лат.).

- И что ж в результате будет?.. - продолжал он рассуждать. - По
необходимости продашь себя какой-нибудь корове с золотыми сосками.
Все эти слова племянника Егор Егорыч выслушал сначала молча: видимо,
что в нем еще боролось чувство досады на того с чувством сожаления, и
последнее, конечно, как всегда это случалось, восторжествовало.
- Разве у тебя нет денег? - спросил он с живостью и заметно довольный
тем, что победил себя.
- Ни копейки!.. - отвечал Ченцов.
- Так ты бы давно это сказал, - забормотал, по обыкновению, Марфин, - с
того бы и начал, чем городить околесную; на, возьми! - закончил он и,
вытащив из бокового кармана своего толстую пачку ассигнаций, швырнул ее
Ченцову.
Тот, однако, не брал денег.
- Нет, дядя, я не в состоянии их взять! - отказался он. - Ты слишком
великодушен ко мне. Я пришел с гадким намерением сердить тебя, а ты мне
платишь добром.
От полноты чувств Ченцов стал даже говорить дяде "ты" вместо "вы".
- Никакого нет тут добра, никакого! - все несвязней и несвязней
бормотал Марфин. - Денежные раны не смертельны... нисколько... никому!..
- Как не смертельны!.. Это ты такой бессребреник, а разве много таких
людей!.. - говорил Ченцов.
- Много, много! - перебил его Марфин. - Деньги давать легче, чем брать
их, - это я понимаю!..
- Ты-то, я знаю, что понимаешь!
Разговор затем на несколько минут приостановился; в Ченцове тоже
происходила борьба: взять деньги ему казалось на этот раз подло, а не взять
- значило лишить себя возможности существовать так, как он привык
существовать. С ним, впрочем, постоянно встречалось в жизни нечто подобное.
Всякий раз, делая что-нибудь, по его мнению, неладное, Ченцов чувствовал к
себе отвращение и в то же время всегда выбирал это неладное.
- Эх, - вздохнул он, - делать, видно, нечего, надо брать; но только вот
что, дядя!.. Вот тебе моя клятва, что я никогда не позволю себе шутить над
тобою.
- И не позволяй, не позволяй! - сказал ему на это Марфин, погрозив