"Алексей Феофилактович Писемский. Ваал (Драма в четырех действиях)" - читать интересную книгу автора

один старичок сидел: он небогатый, должно быть, и если получит, по вашему
обещанию, на свой капиталец тридцать процентов, так будет иметь возможность
безбедно существовать с двумя внучатами своими. Он все время шептал:
"Господин Бургмейер пенсию мне дает!.. Пенсию!" Вы сами тоже очень интересны
были... Когда вы кончили читать отчет и вам все захлопали, вы встали этак,
оперлись слегка на стол рукою и бледный этакий, взволнованный были!.. Вот
именно как, бывши еще молоденькою девушкою, воображала себе всегда великих
людей в минуты их торжества: когда какого-нибудь победителя встречает народ
или оратору аплодируют после его речи, они всегда должны быть бледные
немножко, взволнованные...

Бургмейер, весьма невнимательно прослушавший все эти
слова и, видимо, под влиянием какой-то внутренней муки,
встал, вышел на авансцену и отвернулся даже от Евгении
Николаевны, которая, в свою очередь, посмотрела на него
сначала с некоторым удивлением, а потом сама тоже встала
и, как кошка, подойдя к Бургмейеру, положила ему обе
руки на плечо.

Евгения Николаевна. Положим, вы вчера могли быть грустны и взволнованы,
но зачем же эта печаль продолжается и сегодня?
Бургмейер (оборачиваясь к ней и стараясь ей приветливо улыбнуться). Да
так уж!.. Не веселит что-то ничто!
Евгения Николаевна. Но, друг мой, что же может быть за причина тому?
Вот уж несколько месяцев, как вы на себя непохожи! Отчего и чему вы можете
печалиться? Вы миллионер!.. У вас прекрасная жена, которая вас любит и
которую вы любите тоже; наконец, Александр, у тебя, как сам ты видишь,
хорошенькая любовница, которая от тебя ничего не требует и просит только
позволить ей любить тебя и быть с ней хоть немножко, немножко откровенным.
Бургмейер Скак бы вспрянув). Да, Жени, я и сам хочу тебе открыться. Я
думал было Клеопатре Сергеевне рассказать, но зачем же еще ее рановременно
тревожить? Притвори все двери и посмотри, чтобы кто не подслушал в соседних
комнатах.
Евгения Николаевна (заглянув во все двери, притворив их и возвратившись
к Бургмейеру). Там нет ни одной души человеческой.
Бургмейер (беря ее за руку и во весь свой монолог легонько, но нервно
ударяя своею рукой по ее руке). Вот видишь, ты мне сейчас сказала: "Вы
миллионер!.. Вы благодетель общества!.. Имя ваше благословляют!.. За вас
молятся старцы и дети!.." Ну, так знай, Жени, что я не миллионер, а нищий и
разоритель всего этого благословляющего меня общества!
Евгения Николаевна. Александр Григорьич, возможно ли это после того,
чему вчера я сама была свидетельницей? Не пугает ли вас в этом случае ваше
болезненным образом настроенное воображение?
Бургмейер (слегка, но грустно улыбаясь). Ха-ха-ха!.. Воображение! К
несчастью-с, не в воображении моем это только происходит, а в
действительности существует; впрочем, прежде всего надо дело сделать!..
(Подходит к своему письменному столу и, вынув из него довольно толстый
пакет, подает его Евгении Николаевне.) Тут вот ваш маленький капитал,
который вы мне доверили и который я нахожу теперь нужным, для пользы вашей,
извлечь из моих дел; кроме того, прибавлена некоторая сумма от меня, - это