"Элизабет Питерс. Проклятье фараона ("Амелия Пибоди") " - читать интересную книгу автора

Придя в себя, гостья нерешительно пробормотала:
- Можно попробовать устроить ребенка...
- Нет, леди Баскервиль, - замотал головой Эмерсон. - Прошу прощения,
но мы вынуждены отказаться. Как насчет Петри?
- Ужасный человек, невыносимый! - содрогнулась наша гостья. - Генри
терпеть не мог этого зазнайку, невежу и грубияна!
- Есть еще Нэвилл.
- Да он же просто неуч, как говорил Генри. К тому же Нэвилла уже нанял
египетский Исследовательский фонд.
Эмерсон предложил еще несколько имен на выбор; мадам отвергла все до
единого, но раскланиваться не собиралась. Я гадала, что за карту она
припрятала в рукаве. Пусть бы уж козырнула - да и отправлялась восвояси. Я
устала, хотелось побыть с Эмерсоном наедине, да и живот подвело от голода.
Не представляю, когда бы мы избавились от засидевшейся гостьи, если бы
не наше беспардонное, но в данном случае весьма кстати явившееся чадо.
Вечерний ритуал прощания Рамзеса с папочкой и мамочкой был незыблем, как
египетские сфинксы. Тем вечером мы явно задержались, а среди добродетелей
нашего отпрыска терпение, боюсь, не значится. Подождав, по его мнению,
достаточно долго, Рамзес отправился на поиски родителей. Понятия не имею,
каким образом ему удалось ускользнуть от бдительного ока нянюшки; впрочем,
он всякий раз менял тактику, доведя искусство побега до совершенства.
Двери гостиной распахнулись с таким треском, точно их толкнула рука
какого-нибудь мифического исполина. На пороге же возникло нечто
миниатюрное, чуть ли не эфемерное - фигурка в белой ночной рубашечке, с
сияющим личиком в обрамлении чуть влажных кудрей. Ну чистый ангел! Для
полного сходства с херувимами Рафаэля не хватало только крылышек за спиной.
Обеими руками несостоявшийся херувим прижимал к груди огромную папку -
рукопись "Истории Египта" Эмерсона. Бросив быстрый и не слишком
доброжелательный взгляд на незнакомку, ребенок уверенно зашлепал к папочке.
- Говолил - почитаешь! - с укоризной напомнил он.
- Говорил, говорил... - Эмерсон взял у сына "Историю". - Сейчас приду,
Рамзес. Возвращайся к себе.
- Нет, - спокойным, но не терпящим возражений тоном отозвался
Эмерсон-младший.
- Какая прелесть! - пропела леди Баскервиль. - Маленький ангелок!
Я собралась было исправить это определение на другое, поточнее, как
Рамзес вдруг продемонстрировал свои ямочки и сладким голоском проворковала:
- А ты - холошенькая тетя.
Напрасно тетя так расточала в ответ улыбки и алела счастливым
румянцем. Откуда ж ей, бедной, знать, что в устах Рамзеса это не
комплимент, а всего лишь констатация очевидного факта. Более того, легкий
изгиб его губ и выбор слова "хорошенькая" вместо "красивая" (а разницу,
будьте уверены, Рамзес знал с пеленок) заставили меня насторожиться. Я
нутром чуяла, что наше не по годам проницательное чадо имеет что-то против
леди Баскервиль и при первой же возможности выдаст в лоб свое
нелицеприятное мнение. Стоит лишь подтолкнуть его в нужном направлении и...
К сожалению, подобрать ключик к откровенности Рамзеса мне не удалось:
помешал Эмерсон.
- Иди к себе, сынок, - повторил он. - Няня будет волноваться.
Услышав непривычные приказные нотки в голосе отца, Рамзес удивился, но