"Элизабет Питерс. Неугомонная мумия ("Амелия Пибоди") " - читать интересную книгу автора

этот имел возможность знакомиться с моими сокровенными мыслями, но его
замечания по поводу стиля и содержания записок с каждым днем становились
все более ехидными и насмешливыми, а потому в один прекрасный день я решила
запирать дневник на ключ. Так что теперь мои мысли целиком при мне, и я
отдаю их на суд потомков. Пусть наследники решают, стоит ли лишать мир
столь ценного литературного труда. Возможно, записки эти навеки останутся
никем не прочитанными...
Тогда к чему, спросишь ты, мой благосклонный читатель, это обращение к
тебе? Ответ очевиден. Искусство не может существовать в пустоте.
Вдохновению требуется аудитория. Писатель не способен проявить себя во всей
красе, если беседует лишь с самим собой.
Надеюсь, теперь все стало ясно, а потому возвращаюсь к своему
повествованию.
Не только Эмерсон вскружил мне голову, но и я вскружила ему. По
современным стандартам меня нельзя назвать красавицей. К счастью, у
Эмерсона в этой области, как и во многих других, довольно оригинальные
вкусы. Цвет моего лица, который прочие люди находят чересчур смуглым, он
сравнил с медом горы Гиметт. Мои жесткие и черные как сажа волосы, которые
наотрез отказываются заплетаться в косы и укладываться в благопристойные
пучки, приводят его в совершеннейший восторг. А комментарии Эмерсона по
поводу моего телосложения, которое слишком костляво в одних местах и
чересчур... гм... одарено в других, нельзя воспроизвести даже в этих
предельно откровенных записках.
В отличие от моей скромной персоны, Эмерсон - писаный красавец по
самым строгим канонам.
При росте в шесть футов с хвостиком его могучее тело, благодаря
энергичной жизни археолога-практика, сильное и гибкое, как у юноши.
Мускулистые руки и точеное лицо приобрели под лучами щедрого египетского
солнца золотистый оттенок, что еще больше подчеркивает пронзительную синеву
глаз. После того как Эмерсон, по моему настоятельному требованию, сбрил
бороду, на его подбородке обнажилась чудесная ямочка. Эмерсон предпочитает
именовать ее впадиной, но, поверьте, это самая настоящая ямочка. А темные,
густые и удивительно мягкие волосы моего избранника на солнце отливают
тициановской рыжиной...
Но хватит об этом! Достаточно сказать, что положение замужней дамы
оказалось довольно занятным, и первые годы нашего брака вполне
соответствовали моим приятным ожиданиям. Зиму мы провели в Египте, днем
занимаясь раскопками, а ночами уединяясь в пустой гробнице. Летом
отправились в Англию, где наслаждались обществом Уолтера, брата Эмерсона, и
Эвелины, моей дорогой подруги, которая доводится Уолтеру женой. Словом,
жизнь была на редкость приятной и беззаботной, пока...
До сих пор не могу понять, почему столь умная и предусмотрительная
женщина, как я, не сообразила, что замужество подразумевает и кое-что
другое. Разумеется, я имею в виду материнство.
Осознав, что очутилась в интересном положении, я не слишком смутилась.
По моим расчетам ребенок должен был родиться летом, так что я успевала
завершить очередной египетский сезон, быстренько провернуть дело с родами и
осенью вернуться к раскопкам. Так оно и вышло. Нашего отпрыска, которого в
честь дяди назвали Уолтером, мы оставили на попечении этого достойного
джентльмена и его ласковой жены, а сами отправились в Египет.