"Эллис Питерс. Святой вор ("Хроники брата Кадфаэля" #19)" - читать интересную книгу автора

более не брат Рамсейской обители. Аббат Уолтер честь по чести отослал меня
домой, чтобы я подумал о своем призвании, ибо он сомневался во мне. Он
предоставил меня аббату Радульфусу, и тот освободил меня от обета. Однако
проходите же в дом, поговорим как друзья. Я с уважением и почтением
выслушаю все, что вы, отец, считаете необходимым сказать.
Чего еще было ожидать от юноши, который знал свой долг по отношению к
старшим? Тем более что он был младшим сыном, не мог рассчитывать на
отцовское наследство, сам должен пробивать себе дорогу в жизни и,
соответственно, нуждался в благоволении тех, у кого имелись сила и власть и
кто мог помочь ему. Разумеется, он с почтением выслушает все, что положено,
но переубедить его не удастся. И в этом разговоре ему не нужны для
поддержки свидетели. Так что стоит ли Герлуину для большей убедительности
говорить в присутствии молодого молчаливого помощника, дабы тот одним своим
преданным видом оказывал давление на бывшего брата и склонял его к долгу,
которого тот более не признает и который с самого начала принял на себя по
ошибке?
- Наверное, вы хотите поговорить наедине, - сказал брат Кадфаэль,
поднимаясь вместе с Герлуином по каменным ступеням крыльца. - С твоего
позволения, Сулиен, я с этим юным братом навещу твою матушку. Конечно, если
она чувствует себя хорошо и пожелает принять гостей.
- Ну конечно же! - обрадовался Сулиен, коротко улыбнувшись Кадфаэлю. -
Новые лица развлекут ее. Ты же знаешь, как умиротворенно она относится
теперь к жизни.
Однако так было не всегда. Уже несколько лет Доната Блаунт страдала от
какого-то тяжелого и неизлечимого недуга, медленно пожиравшего ее естество
и сопровождавшегося мучительной болью. Лишь в последнее время Доната стала
так слаба, что уже почти не чувствовала боли, и, стоя на пороге мира иного,
смирилась с миром, который теперь покидала.
- Уже скоро, - пояснил Сулиен. Он остановился в высоком полутемном
холле. - Отец Герлуин пожелал уединиться со мной. Я пришлю для вас
угощение. Мой брат сейчас на ферме. Извините, что он не может
приветствовать вас в нашем доме, но ведь мы не знали о вашем приезде.
Впрочем, если дело касается только меня, это и к лучшему. А ты, Кадфаэль,
ступай в комнату матушки. Я знаю, она не спит. И не сомневайся, она всегда
рада тебе.
Прикованная к постели, леди Доната лежала в небольшой спаленке,
обложенная подушками. Окно было распахнуто, в углу, на каменном полу,
стояла жаровня с раскаленными углями. От женщины остались лишь кожа да
кости, ее истончившиеся, почти прозрачные руки лежали поверх покрывала,
словно опавшие лепестки белой лилии. Ее лицо напоминало хрупкую, бледную
маску, удивительно красивые, но теперь глубоко запавшие глаза, ясные и
умные, светились из мрака некоей ледяной синевой. В этой тонкой оболочке
все еще держался неукротимый дух, который живо интересовался творящимся
вокруг, он не боялся покинуть этот мир и не просил отсрочки.
Леди Доната подняла глаза на вошедших.
- Вот славно, брат Кадфаэль! - приветствовала она монаха своим
грудным, нисколько не потерявшим красок голосом. - Всю зиму я не видела
тебя. Не хотелось бы уйти не попрощавшись.
- Ты могла бы послать за мной, - промолвил Кадфаэль и приставил стул к
постели умирающей. - Я бы пришел, аббат Радульфус не отказал бы тебе.