"Александр Пятигорский. Ублюдок империи (Рассказы и сны)" - читать интересную книгу автора

великодушии отца, в то время как мать, прожившая с ним столько лет, считает
его чудовищем? И я не понимаю, как Ронтпигиан мог себе позволить всю эту
чушь про юэлей и прозов?
Она: Да, ты такой же, как он, два сапога пара. Один кроет юэлей на чем
свет стоит, другой ему возражает, я, видите ли, сам юэль - блестящая
аргументация будущего аса алгебраической геометрии! Один говорит, я его
знал, он хороший, а другой - мать-то его лучше знает, он - плохой. Прямо как
в первом классе школы для умственно отсталых.
Он: Но должна же быть где-то... правда?
Она: Выжал из себя все-таки. Правда! Ты, наверное, первый раз в жизни
это слово произнес. Тебе бы потренироваться еще, а то у тебя с юэльским
акцентом получается пыавда. Но если оставить фонетику в стороне, то и
прозам, и юэлям лучше вообще это слово оставить в покое. Они привыкли
столетиями не то что врать, а настаивать на половине правды, каждый на
своей, потом половина превращается в четверть, в одну восьмую и так далее.
Поэтому, наверное, мы так хорошо считаем и математика у нас такая
прекрасная.
Он: Послушай, а ты всегда всех вот так ебешь, или это на тебя
ронтпигиановский семинар так действует?
Она: Смотри как заговорил! Вопрос за вопросом, так ты скоро до
аттестата дефективной зрелости дойдешь, в той самой школе для умственно
отсталых. Давай поедим где-нибудь.
После ужина они поехали к ней, полночи целовались и ласкали друг друга.
Поколебавшись, он решил не выходить из своего более чем годичного
воздержания, но под утро все-таки выеб ее. Они долго пили кофе и Зани - так
звали девушку - уговорила пойти вместе с ней на семинар Мниана. Это - как
выход в математический свет, объясняла она. У Ронтпигиана - сила, лобовая
атака, чистый результат. На мниановском семинаре каждый ход выточен из
слоновой кости.
Просторная аудитория с высокими окнами и белыми досками на каждой стене
была до отказа набита до отвращения одаренными юэльскими мальчиками,
толстыми и худыми, бледными и румяными, веселыми и сдержанными, знавшими все
на свете спереди назад и сзади наперед. Никогда до того столица Империи не
видела такой выставки юэльского интеллектуального превосходства - и не
увидит, потому что ее самой очень скоро не будет. Они сидели на полу, и он
не выпускал ее руку из своей, боясь, что, раз лишившись ее прикосновения, в
мгновение потеряет все - семинар, Мниана, но главное - ее саму. В перерыве
изящный, худой Мниан поклонился Зани и, протянув ему руку, сказал:
"Здравствуйте, Скела, я прочел в "Итогах" вашу с Сенемом задачку. Очень мило
и четко. Буду счастлив вас видеть на нашем семинаре".
После семинара Зани объявила, что решила с ним не встречаться недели
три-четыре, чтоб ей было время подумать. "О чем?" - "О том, окажешься ли ты
чем-то другим. Знаешь, как в английских детективах начала века: блестящий
лорд в цилиндре, играющий па скачках, оказывается известным преступником,
которого уже десять лет разыскивает полиция, веселый мойщик окон оказывается
незаконным сыном принца Уэльского, солидный дворецкий - лордом и хозяином
имения, а собака дворецкого..." - "А с тем, что я есть, у тебя ничего не
получится?" "Нет". - "Я подожду", - сказал Скела.
Следующие полгода вознесли Скелу от местного факультетского успеха к
общеуниверситетскому триумфу - он чуть ли не на ходу решил задачу, бывшую