"Андрей Платонов. Московская скрипка" - читать интересную книгу автора

печали.
Затем все гости перешли в другое помещение, где был накрыт стол для
общего ужина, и там возобновился спор о бессмертии, о доисторических
одноглазых циклопах как о первых живых существах, построивших Грецию и
олимпийские холмы, - о том, что и Зевс был только каторжником с выколотым
глазом, обожествленным впоследствии аристократией за свой труд, образовавшим
целую страну, - и о других предметах.
Цветы, казавшиеся задумчивыми от своей замедленной смерти, стояли через
каждые полметра, и от них исходило еле заметное благоухание. Жены
конструкторов и молодые женщины - инженеры, философы, бригадиры, десятники -
были одеты в самый тонкий шелк республики. Правительство украшало лучших
людей. Лида Осипова была в синем шелковом платье, весившем всего граммов
десять, и сшито оно было настолько искусно, что даже пульс кровеносных
сосудов Лиды, беспокойство ее сердца обозначалось на платье волнением его
шелка. Все мужчины, не исключая небрежного Самбикина и обросшего метеоролога
Вечкина, пришли в костюмах из превосходного матерьяла, простых и красивых;
одеваться плохо и грязно было бы упреком бедностью стране, которая питала и
одевала присутствующих своим отборным добром, сама возрастая на силе и
давлении этой молодости, на ее труде и таланте.
Самбикин попросил Сарториуса сыграть что-нибудь: зачем же он не
расстается со скрипкой.
Сарториус поднялся и с прозрачной, счастливой силой заиграл свою музыку
- среди молодой Москвы, в ее шумную ночь, над головами умолкших людей,
красивых от природы или от воодушевления и счастливой молодости. Весь мир
вокруг него стал вдруг резким и непримиримым, - одни твердые тяжкие предметы
составляли его и грубая, жесткая мощность действовала с такой злобой, что
сама приходила в отчаяние и плакала человеческим, истощенным голосом на краю
собственного безмолвия. И снова эта сила вставала со своего железного
поприща и крошила со скоростью вопля какого-то своего холодного, каменного
врага, занявшего своим мертвым туловищем всю бесконечность. Однако эта
музыка, теряя всякую мелодию и переходя в скрежещущий вопль наступления, все
же имела ритм обыкновенного человеческого сердца и была проста и понятна
тем, кто ее слушал.
Но, играя, Сарториус опять не мог понять своего инструмента: почему
скрипка играла лучше, чем он мог, почему мертвое и жалкое вещество скрипки
производило из себя добавочные живые звуки, играющие не на тему, но глубже
темы и искуснее руки скрипача. Рука Сарториуса лишь тревожила скрипку, а
пела и вела мелодию она сама, привлекая себе на помощь скрытую гармонию
окружающего пространства, и все небо служило тогда экраном для музыки,
возбуждая в темном существе природы родственный ответ на волнение
человеческого сердца.
Лида закрыла лицо руками и заплакала, не в силах скрыть свое горе.
Оставив свои места, к ней подошли все присутствующие. Сарториус опустил
скрипку в недоумении. Всеобщая радость свидания прекратилась.
- Послушайте, - обратилась Осипова к ближним товарищам, - у вас есть у
кого-нибудь машина, мне нужно поехать...
- Сейчас будет, - сказал Самбикин.
Он вызвал по телефону автомобиль. Через десять минут Лида Осипова,
Самбикин и Сарториус поехали по указанию Лиды.
В районе Каланчевской площади машина свернула в узкий переулок и