"Андрей Платонов. Кончина Копенкина" - читать интересную книгу автора

выстрелов Чевенгура. Дванов понял их преимущество и, установив ноги в
ложбинке, сшиб четвертой пулей командира отряда из своего нагана. Но
противник опять не расстроился: он на ходу убрал командира куда-то внутрь
построения и перевел коней на полную рысь. В этом спокойном наступлении была
машинальная сила победы, но и в чевенгурцах была стихия защищающейся жизни.
Кроме того, на стороне Чевенгура существовал коммунизм. Это отлично знал
Чепурный, и, остановив лошадь, он поднял винтовку и опустил наземь с коней
троих из отряда противника. А Пиюся сумел из травы искалечить пулями ноги
двоим лошадям, и они пали позади отряда, пытаясь ползти на животах и копая
мордами пыль земли. Мимо Дванова пронесся в панцире и лобовом забрале
Пашинцев - он вытянул в правой руке скорлупу ручной бомбы и стремился взять
врага одним умственным страхом взрыва, так как в бомбе не имелось начинки, а
другого оружия Пашинцев с собой не нес.
Отряд противника сразу, сам по себе, остановился на месте, как будто
ехало всего двое всадников. И неизвестные Чевенгуру солдаты подняли по
неслышной команде винтовки в упор приближающихся прочих и большевиков, - и
без выстрела продолжали стремиться на город.
Вечер стоял неподвижно над людьми и ночь не темнела над ними. Враг
гремел копытами по целине, он загораживал от прочих открытую степь - дорогу
в будущие страны света, в исход из Чевенгура. Пашинцев закричал, чтобы
буржуазия сдавалась, и сделал в пустой бомбе перевод на зажигание. Еще раз
была произнесена в наступающем отряде неслышная команда - винтовки
засветились и потухли, семеро прочих и Пашинцев были снесены с ног, а еще
четверо чевенгуровцев старались вытерпеть закипевшие раны и бежали убивать
врага вручную.
Копёнкин уже достиг отряда и вскинул Пролетарскую Силу передом, чтобы
губить банду саблей и тяжестью коня. Пролетарская Сила опустила копыта на
туловище встреченной лошади, и та присела с раздробленными ребрами, а
Копёнкин дал сабле воздушный разбег и помог ей всею живой силой своего тела,
чтобы рассечь кавалериста прежде, чем запомнить его лицо. Сабля с дребезгом
опустилась в седло чужого воина и с отжогом отозвалась в руке Копёнкина;
тогда он ухватил левой рукой молодую рыжую голову кавалериста, освободил ее
на мгновение для своего размаха и тою же левой рукой сокрушил врага в темя,
а человека сбросил с коня в землю. Чужая сабля ослепила Копёнкину глаза; не
зная, что делать, он схватил ее одной рукой, а другой отрубил руку
нападавшего вместе с саблей и бросил ее в сторону вместе с грузом чужой,
отбитой по локоть, конечности. Тут Копёнкин увидел Гопнера, тот бился в гуще
лошадей наганом, держа его за дуло; от напряжения и худобы лица или от
сеченых ран кожа на его скульях и близ ушей полопалась, оттуда выходила
волнами кровь; Гопнер старался ее стереть, чтобы она не щекотала ему за шеей
и не мешала драться. Копёнкин дал ногой в живот всаднику справа, от которого
нельзя проехать к Гопнеру, и только управился дать коню толчок для прыжка,
иначе бы он задавил уже зарубленного Гопнера.
Копёнкин вырвался из окружения чужих, а с другого бока на разъезд
противника напоролся Чепурный и несся на плохой лошади сквозь мечущийся
строй кавалеристов, пытаясь убивать их весом винтовки, где уже не было
патронов. От ярости одного высокого взмаха пустой винтовки Чепурный полетел
долой с лошади, потому что не попал в намеченного врага, и скрылся в чаще
конских, топчущихся ног. Копёнкин, пользуясь кратким покоем, пососал левую
кровавую руку, которой он схватил лезвие сабли, а затем бросился убивать