"Андрей Платонов. Среди народа" - читать интересную книгу автора

Они стояли один возле другого, радуясь друг другу, как родня.
Крестьянину было лет под семьдесят; он был человек небольшого роста, уже
усыхающий от возраста, с клочком бурой бороды под подбородком и с теми
небольшими, утонувшими во лбу светлыми глазами, которые наш народ называет
мнительными:! в его глазах различалась одновременно и слабость неуверенной
человеческой души, и сосредоточенное глубокое внимание, доверчиво ожидающее,
когда истина осенит его, - и тогда он будет способен на любую страсть, на
подвиг и на смерть. Этот старик, как он сам сообщал, еще до войны сумел
своим усердием исхлопотать из местной отощалой почвы столь тучный урожай
льна и конопли, что его пригласили на выставку в Москву, чтобы показать
всему народу этого тщедушного, но хитроумного труженика. Офицер перед ним
был высок ростом, угрюм и худ, с тем выражением спокойствия на лице или
привычки к печали, которое бывает у людей, давно живущих на войне. На вид
майору можно было дать и пятьдесят лет, и тридцать пять: его могли утомить
долгие годы труда, тревоги и ответственности, принимаемой близко к сердцу, и
оставить застывшие следы напряжения на его лице, - или то были черты
постоянно сдерживаемой крайней впечатлительности, доставляющей усталость
человеку. Но в голосе Махонина все еще была слышна молодая добрая сила,
располагающая к нему, кто слышал его, и звучало добродушие хорошего
характера. Майор и крестьянин не окончили своего разговора, начатого в
прежний раз, тоже после штурма деревни.
- Ну как, теперь-то надолго к нам, Александр Степанович? - спросил
крестьянин. - Пора бы уж быть у нас неотступно...
- Теперь навек, Семен Иринархович, - сказал Махонин.

* * *

Он пошел со стариком и ординарцем по деревне, по всем ее закуткам,
погребам и земляным щелям, чтобы найти там оставшихся жителей, успокоить их
и вызвать на свет. Он всегда так делал в наступлении; он чувствовал в этом
удовлетворение своей работой солдата и конечное завершение боя; он
чувствовал в тот час особое сознание, похожее на сознание отца и матери,
рождающих своих детей; спасенные, худые, устрашённые люди, таившиеся в рытой
земле, открывали в майоре Махонине глубокую тихую радость, подобную, может
быть, материнству: он спас их победным боем от смерти, и это казалось ему
сталь же важным и трудным, как рождение их в жизнь. "Живите опять, - шептал
он, наблюдая жителей, отходящих сердцем от страха: какую-либо кроткую
крестящуюся на него старуху или ребенка, уже улыбающегося ему, - живите
теперь сначала", - и он брал у ординарца еду из его сумки, которую тот
всегда имел на этот случай, и дарил ее тем, кто сам умел кормить всех людей.
Затем Махонин дал поручение ординарцу, а сам пошел проведать Семена
Иринарховича.
- Пойдем торопливей, Александр Степанович: - там старуха моя
кончается, - сказал старик.
- А что с ней такое?
- Да ничего особого: война, Александр Степанович! Это ее взрывом
оглушило, она и задохлась, в старости дыхание ведь слабое бывает... Я тоже
пострадал, да уж оправился...
Семен Иринархович приютился для жизни в дворовой баньке, стоявшей на
усадьбе поодаль от деревенского порядка, у самых прясел, за которыми вскоре