"Леонид Платов. Бухта Потаенная" - читать интересную книгу автора

равнину... глубины у берегов..."
И наконец:
"Экспедицией на таком-то судне в 1912 году установлен здесь
гидрографический знак, представляющий собой деревянную пирамиду высотой
восемнадцать метров, увенчанную двумя перпендикулярно пересекающимися
кругами".
В своей докладной я написал, что считал бы целесообразным устроить в
Потаенной маяк. Площадь обзора с берега очень велика - в ясную погоду
видно на десятки миль вокруг.
Однако построить маяк так и не удосужились. Зато спустя тридцать лет,
во время Великой Отечественной войны, мой гидрографический знак был
использован в качестве сигнально-наблюдательного поста.
Почему я не присвоил губе своей фамилии? Ну, при сложившихся щекотливых
обстоятельствах это было бы не совсем удобно, вы не находите? Чувствовался
бы привкус сенсации, а я всегда ненавидел сенсацию. Да и не мне, если
хотите, а моему высокому начальству было решать, достоин я или не достоин
"увековечить" свою фамилию на карте.
Я окрестил губу Потаенной, считая, что это вполне соответствует
обстоятельствам ее открытия.
Мог ли я ожидать, что меня еще не раз удивят причудливые изгибы
"биографии" этой губы?..


Возвратясь в Петербург, мы чувствовали себя, как вы догадываетесь, на
седьмом небе. Начальство с благосклонной улыбкой пожимало мне руку,
товарищи-гидрографы откровенно завидовали, и, согласитесь, было чему
завидовать. В управлении поговаривали о том, что будто бы даже предстоят
награждения.
Никто не вспоминал о прохвосте Абабкове. А что о нем вспоминать?
Прохвосту идти по Владимирке [то есть по Владимирской дороге - в Сибирь,
на каторгу], это ясно. Помилуйте, самим его высокопревосходительством
сказано: "Обман государства! Потрясение устоев империи!" Здесь, однако,
уже заканчивалась наша, гидрографов, компетенция и начиналась компетенция
судей и прокуроров.
Атька? Вас интересует беспутный Атька? С ним и того проще. Не
дождавшись моего возвращения, он использовал свои связи в Морском штабе и
быстро "смотался", как говорят теперь, с Балтийского на Черноморский флот.
Считаете, что я был обязан вывести его на чистую воду? Но ведь никто не
присутствовал при нашем "задушевном" разговоре. Атька мог за милую душу от
всего отпереться. Кроме того, я, признаюсь, питал к нему слабость. Что ни
говори, мы же когда-то играли в Робинзона, потом учились вместе в корпусе,
были с ним одного выпуска!
Не достаточно ли для Атьки, думал я, той небольшой домашней выволочки,
которой он был подвергнут мною? Не пробудила ли эта выволочка совесть,
доселе дремавшую в нем?
Мною вдобавок владело тогда настроение удивительной душевной
приподнятости. Мне наконец удалось внести свой вклад в гидрографию
Арктики, обогатить и уточнить ее карту! Я был счастлив и, естественно,
хотел, чтобы все вокруг были счастливы, как я...
Однако настроение мое вскоре изменилось. Ни один из участников