"Сергей Плеханов. Жор" - читать интересную книгу автора

- Ну хватит стращать - спать не буду. Нам в шесть утра подыматься.
Положил я их на печь, сам тоже уклался. И вот у меня в голове мысли
расходились: об этих неурядицах думаю, а главно - внучат жалко. Кандидат-то
так сказал: может, через тридцать лет уже дышать нечем будет - в газете один
американец написал. Соображаю: Вальке тогда сорок лет будет, Колюшке -
тридцать восемь, Сережке - тридцать пять. В расцвете лет ведь будут - вот
что досадно. Ну, мысли мыслями, а и спать надо. Поворочался - заснул.
Утром покушали плотно, лодку втроем нагрузили, брезентом груз
затянули - и айда. Только-только светать стало, туманец еще по речке
дымится, а мы уж тарахтим. (Я и ночью везде пройду, не зацеплюсь - сорок лет
вверх хожу.) Сначала знобко было - скукожились, гляжу, мои пассажиры. Кинул
я им плащ-палатку, упрятались они, подтыкали все щели, чтоб грело, и
замерли. Смотришь, отошли через пяток минут, хохочут, самокрутку вдвоем
смолят. В общем, освоились.
Два дня мы шли - вода прибылая, течение сильное. Ночь в зимовье у
Киреева Степана спали, а назавтра опять раненько поднялись. И вот - светло
еще было - к моей избушке причалили. Быстренько перетаскали все, собакам
варево поставили, себе ужин налаживаем.
- Ну что, Илья Никитич, на охоту с утра или рыбачить пойдем?
- А не знаю, как вам лучше нравится. По мне, с ружьем пройтись надо.
Рыбалка-то и вечером хорошая.
Так и уговорились.
Поспел ужин, сели мы за стол, бутылку вина открыли. И опять -
разговоры. Я ему говорю:
- Только ты, Виктор, меня этим балансом не пугай. Лучше любопытное
что-нибудь расскажи.
Долго мы калякали - он вопросы мои исчерпывал, а я житье свое
немудрящее описывал. Как промышлять начал, да когда какую избушку срубил, да
сколько раз косолапого стрелял. Мне ж, если повспоминать, тоже что
рассказать найдется. И худого и хорошего видано.
Говорили, говорили, потом гляжу: Виктор на топчан косится - "там, что
ли, положишь?" - "Ложитесь и правда, а то ломать с недосыпу будет". Задул
лампу, улеглись мы - и как провалился я - намаялся за день.
Ночью разбудился - собаки воют. Выскочил на волю: "А ну, спите,
заразы!" Только под одеяло забрался - они опять концерт завели. Не по себе
мне: собачий вой - на вечный покой. (Я ведь не то чтобы в религию верю, а
все-таки примет всяких боюсь.) Еще раз вышел, стегнул их ремнем - замолкли.
Дали спокой до утра...
Вдвоем мы на охоту пошли - Вера, девушка Викторова, никак вставать не
хотела: ещё, просит, полчасика посплю, еще пять минут. А я тогда говорю: да
чего тебе, женщина, по болотинам шататься, спи себе под одеялком. Ну вот,
пошли мы - я со своей одностволочкой, а Виктор с "автоматом".
- Сколько ж такое стоит? - спрашиваю.
- Семь сотен - заказное.
Я аж свистнул. Взял у него, посмотрел. Ничего не скажешь, богатейшее
оружие. Тяжеловато, правда, да и ствол больно длинный, но работа хороша. Не
то что моя берданка - тяп-ляп, годится для корявых лап. Отдал ему и смеюсь:
из такой пушки целыми косяками можно бить. Он говорит: для того и делано.
Вышли в распадок, остановились прикурить. Тут, слышим, Тополь залился.
- Глухаря облаивает, - говорю. - Давай, Виктор, подбирайся.