"Белва Плейн. Золотая чаша (семейная хроника трех поколений) " - читать интересную книгу автора

- Все не так, Хенни.
- Что?
- Я не знаю этого молодого человека.
- Он тебе не нравится?
- Повторяю, я не знаю его. И я предоставил тебе слишком большую
свободу. Мне не следовало этого делать. Не знаю, почему так получилось.
"Зато я знаю. Ты понимал, что я нуждаюсь в любви и не хотел ничего
портить. Да, я знаю".
- Не беспокойся обо мне, папа. Со мной все будет в порядке.
Позже в своей комнате, когда прошел приступ тошноты, она уселась за
стол и принялась за письмо. Слова сами ложились на бумагу.
"Дорогой Дэн, я знаю, что надоела тебе. Я не буду ни о чем умолять,
требовать объяснений. Любой человек волен любить и волен разлюбить. Только
скажи мне об этом честно".
Она обмакнула перо в чернила. Перо оставляло на бумаге ряды аккуратных
кружочков и петелек. Как странно, что это причудливое переплетение тоненьких
линий означает разрыв с любимым человеком. Каким образом получается, что
другое человеческое существо становится как бы частью тебя самого и,
расставаясь с ним, ты чувствуешь себя так, словно тебя разрезают надвое.
"Я не буду устраивать сцен", написала она.
Он вскроет это письмо, приняв его из рук почтальона, а может, оно будет
ждать его в ящике, когда он вернется домой. Тогда он сядет за стоящий у окна
стол, который наверняка будет усыпан крошками от рогалика, съеденного им на
завтрак, вскроет и прочтет его, чувствуя... что? Облегчение? Вину?
Сожаление? Все это вместе? И сделает что? Побежит к ней просить прощения?
Нет, этого не произойдет. Он скажет: "Да, это правда, мне очень жаль, но все
кончено. Так случается. Я люблю Люси Марстон..." или назовет какое-то другое
имя.
У нее стучало в висках, учащенно билось сердце, но перо продолжало
двигаться по бумаге, принося в жертву ее чувства, отказываясь от самого
дорогого.
"Я не буду ни в чем тебя обвинять. То, что я сделала, я сделала по
доброй воле. Не стоит изображать чувства, которых нет, а твое чувство ко мне
прошло и ничего тут не поделаешь. Только не лги мне. Я не заслужила лжи".
Дописав письмо, она некоторое время сидела очень прямо, и сознание
того, что она способна вынести такую боль, наполняло ее скорбной гордостью.
Утром она разорвала письмо на клочки.
Атмосфера в доме оставалась натянутой. Анжелика говорила о самых
обычных вещах, будто ничего не произошло, но в каждой ее фразе заключался
один и тот же подтекст: "Как видишь, мы соблюдаем правила приличия, но не
думай, что мы забыли. Мы ждем".
Хенни все время хотелось есть. В промежуток между обедом и ужином она
могла наведаться на кухню раз пять, обшарить морозильник, затем заглянуть в
хлебницу и отломить кусок хлеба прямо от буханки, так что даже Эйлин
смотрела на нее с удивлением; съесть цыплячью ножку, оставшуюся от обеда,
яблоко, выпить стакан молока. Ее тошнило, когда она была голодной.
Однажды утром ее вырвало. Ее хорошо налаженный внутренний механизм
разладился. Ей хотелось бы лучше разбираться кое в каких вопросах... С
другой стороны, она сожалела, что в свое время украдкой заглядывала в
учебники дяди Дэвида.