"Белва Плейн. Золотая чаша (семейная хроника трех поколений) " - читать интересную книгу автора

ощущение значительности момента. - Это будет прекрасный век! Я предчувствую,
что грядут великие события, хотя и не могу представить, какие.
- У минувшего века тоже были свои достоинства, - замечает дядя Дэвид,
думая, наверное, о том, что едва ли ему суждено многое увидеть в новом
веке. - Были свои свершения, свои герои...
- А провожаем мы его со стыдом, - перебивает Дэн. - Эта грязная война
на Кубе...
- Да, правда, - вздыхает дядя Дэвид.
- Однако, - бодро добавляет Дэн, - я не теряю оптимизма. Двадцатый век
будет лучше, Хенни права. Он будет лучше, благодаря молодому поколению.
Тикают часы на камине. Стрелки приближаются к полуночи.
Они открывают окно и, наклонившись, вдыхают морозный воздух. В городе
светло, как днем. В каждом доме зажжены электрические или газовые лампы,
свечи. Внизу на улице собралась толпа. Трубят жестяные рожки, пронзительно
свистят свистки, кто-то бьет в барабан.
Внезапно в небо поднимается радостный крик, оглушительный, как гром или
шум прибоя, словно слились воедино голоса всех жителей Нью-Йорка,
приветствующих наступление первого января Нового года.
- Двенадцать часов. Тысяча девятисотый год наступил, - говорит Дэн.
На мгновение все замирают. Потом колдовское очарование момента
проходит. Поцелуи, тосты. Фредди разбудили. Дэн берет его на руки и дает
выпить глоточек вина. Альфи и Эмили без стеснения обнимают друг друга. Генри
и Анжелика обмениваются чинным поцелуем. Хенни и Дэн, глядя друг другу в
глаза, решают подождать, пока все уйдут, и они останутся вдвоем.
Гости достают свои пальто, собираясь уходить.
Их тела, сплетенные секунду назад, сейчас просто соприкасаются,
создавая очаг золотого тепла в зимней ночи. Дэн смеется.
- Как это чудесно, - говорит он. - Ты когда-нибудь задумывалась над
тем, как это чудесно?
- Я всегда об этом думаю, - шепчет она серьезно. Она не перестает
удивляться тому, что они дают друг другу столько радости, что она дала ему
радость, способна дать ее снова и всегда будет это делать.
- Никто бы не подумал, глядя на тебя, что ты можешь быть такой, -
продолжает он. - У тебя вид добропорядочной дамы.
- Но не чопорный? - беспокоится она, потому что он ненавидит
чопорность.
- Нет, не чопорный, просто очень положительный и серьезный. Но это
хорошо, - он усмехается. - Пусть люди думают о тебе, что хотят. Ты моя. Я
знаю, какая ты на самом деле.
Она целует его в шею.
- Да, я твоя. Навсегда. Твоя и только твоя.
- Ну, - говорит он с комическим негодованием, - я на это надеюсь. Если
какой-то мужчина осмелится вообразить... он рискует головой.
"А ты?" - думает она. Руки, которые слишком долго не отнимают при
рукопожатии или когда подают пальто; глаза, которые зовут и обещают,
блестящие, сверкающие. Нет, нет, это все твое воображение, Хенни. Твои
воспоминания. После всех этих лет, прожитых в этом доме, который вы вместе
создали, в доме, в котором спит ваш любимый сынишка, на этой кровати в
объятиях мужа, ты все еще помнишь. Но ты не должна. Не должна ради
собственного покоя и душевного здоровья. Ты должна внушать себе, что все