"Александр Плонский. Единственный друг (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автораАлександр Плонский
ЕДИНСТВЕННЬЙ ДРУГ Фантастическая повесть Это было в одном из вероятностных воплощений человеческой истории... * * * Воспоминания - непозволительная роскошь для меня. Ведь прошлое невозвратно, да и было ли оно таким, каким рисуется в воспоминаниях? Ярким, значительным... Сколько раз я торопил дни и месяцы, готовый вычеркнуть их из жизни, лишь бы приблизить желанный миг. А он, перейдя из будущего в настоящее, тотчас терял привлекательность, оставляя после себя недоумение: стоило ли его подгонять? Я сорил секундами, разбрасывал их, точно обесцененную мелочь, пригоршнями, щедро и бездумно. Незаметно для меня они слагались в годы, тяжелые как гири. Их тяжесть я ощущаю сейчас, когда за плечами тысячи лет, и не осталось никого из тех, с кем начинал жизнь. В воспоминаниях нет полутонов. Все гораздо контрастнее, чем в действительности. Между добром и злом резкая грань. Подлец всегда и во всем подлец. В жизни не так. Добро и зло пронизывают друг друга - не бывает подлостей время может быть милейшим человеком... Впрочем, все это никчемное философствование. А что нелепей доморощенного философа, особенно, если он космопроходец. Ведь кому-кому, а космопроходцу не пристало жалеть о прожитых годах: судьба его уникальна. Как ни убивал я время, - в многовековом трансвселенском полете и в ожидании этого полета, и во множестве других ожиданий, - оно унесло меня в своем невозвратном течении несравнимо дальше, чем отмерено смертному. Тогда мне было не до воспоминаний, я жил настоящим, еще больше - будущим. А сейчас подвожу итог, хотя, быть может, проживу годы. Только ничего значительного со мной уже не произойдет. Активная жизнь позади, и я пытаюсь реанимировать ее в воспоминаниях. Как говорили древние правоведы, попытка с негодными средствами. Разве восполнит утрату действительности лубочная картинка, малюемая памятью? Оттого я и говорю себе: глупо, глупо, глупо! И продолжаю вспоминать, потому что забыть было бы еще большей глупостью и даже подлостью по отношению к тем, кого уже нет. Стараюсь оттеснить на задний план памяти тщеславное - рукоплескание толпы потомков, награды и отличия, которых я удостоился по возвращении. Стержневая основа воспоминаний глубже и значительней. Для нее не найти иного определения, кроме единственно возможного: дружба. Как жаль, что это слово затерто от неумеренного применения! Я не однолюб. Но лишь одного человека мог бы по праву назвать другом. У него же, помимо меня, было немало друзей. Они разбежались, как только с ним случилась беда. А я остался. Впрочем, об этом позже. |
|
|