"Александр Плонский. "Летучий Голландец" проыессора Браницкого (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

Как-то в картинной галерее она привлекла внимание Браницкого к
небольшому полотну:
- Смотрите, какая прелесть, какое чудное личико!
- А по-моему, это труп, - неосторожно сказал Браницкий.
Вот здесь-то он и услышал:
- Герр профессор, вы совершенно не разбираетесь в прекрасном!
Подойдя ближе, они прочитали название картины: "Камилла на смертном
одре".
Этот эпизод тоже вспомнил Браницкий, стоя, словно пигмей перед
колоссом, у фрески Пикассо.
- Да он издевается над нами... Или экспериментирует, как с
подопытными кроликами! Шутка гения? Почему же никто не смеется? Почему у
всех такие торжественно-постные лица?


8

В вестибюле института висит плакат: "Поздравляем аспиранта Иванова с
успешной защитой кандидатской диссертации!".
Браницкий остановился, прочитал, поморщился. Почему - и сам не смог
бы сказать.
Защита прошла как по маслу. Сухонький профессор-механик, троекратно
облобызавший Браницкого на чествовании полгода назад, был первым
оппонентом - его пригласил Иванов, несмотря на вялое сопротивление шефа
("Ну какой он оппонент - ничего не смыслит в вашей тематике..."), -
прочитал отзыв, напомнивший Антону Феликсовичу юбилейную здравицу, только
здравица была в стихах.
Выступавшие больше говорили о заслугах Браницкого, чем о достоинствах
диссертации. Один так и сказал: "Мы все знаем Антона Феликсовича, он не
выпустит на защиту слабого диссертанта".
"Ой ли... - подумал Браницкий с ощущением неловкости. И отчего-то
вспомнил Стрельцова. - Интересно, как там этот... Перпетуум-мобиле с его
возвратно-временными перемещениями? Небось забросил науку! После такого
удара не многие поднимаются..."
Ощущение неловкости сменилось чувством вины. Непонятным образом
Стрельцов из непроизвольной памяти профессора перебрался в произвольную,
иначе был бы давно забыт. А он нет-нет и напоминал о себе уколом совести.
"Надо будет навести справки", - решил Браницкий.
На банкете, вопреки строгому запрету ВАК - Высшей аттестационной
комиссии (такие запреты известны тем, что их принято нарушать),
присутствовали оппоненты и некоторые из членов совета. Ели. Чокались.
Произносили тосты.
- За счастливое завершение вашей научной деятельности! - потянулся с
бокалом к новоиспеченному кандидату наук (в утверждении ВАК никто не
сомневался) профессор-механик.
Все засмеялись, шумно зааплодировали.
- Позвольте провозгласить тост, - произнес Иванов, поднимаясь, - за
всеми нами горячо любимого Антона Феликсовича...
- Вот увидишь, - услышал на следующий день Браницкий донесшийся из-за
неплотно прикрытой двери голос, - годика через три съест Иванов шефа как