"Александр Николаевич Плотников. Визитная карточка флота (Роман) " - читать интересную книгу автора

полсуток. <Надо квартиру хорошенько пролопатить, - оправдывался сам перед
собой Иван Егорович, - одеяла гостевые выхлопать, пропылились небось на
антресолях...> Да и в столовую надо было сходить пораньше, договориться со
знакомой раздатчицей, чтобы плеснула в обед чего повкусней - с первого
черпачка. Танюшка проголодается с дороги.
При мысли о дочке у него защипало веки. Давно уже выросла дочка,
хорошего человека встретила, свое гнездо свила, а для отца она все тот же
<поскребыш>, любимица всей семьи. Отчего-то врезалась она в память такой,
какой привезла ее Татьяна Трофимовна из эвакуации: в нагольном полушубочке
и валенках, этакий неуклюжий мужичок с ноготок. Жаль, что не сохранились
те шубейка да валенки, доконала их ненасытная моль.
Говорят, что внуки порой становятся роднее детей, а только не
случилось с Иваном Егоровичем такого. Сын старшего, Андрея, Игореха, уже
морское училище окончил, лейтенантом стал, двое пацанов у Павла, тот же
Димка-невидимка подрастает, а сердце Ивана Егоровича по-прежнему тянется к
дочери. Даже обиду единственную ей простил. А состояла она в том, что
отказала когда-то Танюшка Сергею Урманову, сыну старого друга Ивана
Егоровича. <Прости меня, папа, - сказала, - Сережа чудесный парень, но
ведь сердцу не прикажешь...> И вышла за своего однокурсника по
медицинскому институту Илью Юркевича. Иван Егорович даже слегка робел
перед зятем, не по годам серьезным и рассудительным человеком, а особенно
перед его очками в черепаховой оправе. Еще сызмальства вынес он убеждение,
что человек в очках - ученый человек. И в самом деле зять теперь уже
кандидат наук.
Иван Егорович протер паркетный пол веревочной шваброй - другого
инвентаря он не признавал, - смахнул пыль со старенького полированного
гарнитура, долго отдраивал заляпанную газовую плиту на кухне. Между делом
оборвал листик календаря, на котором значилось: <18 сентября 1965 года,
суббота>.
К восьми часам он пошел в столовую, заказал на дом обед из четырех
блюд, к одиннадцати занял очередь возле винно-водочного отдела гастронома,
запасся бутылочкой армянского коньяка: сам он давно уже не выпивал, но
знал, что Танюшка балуется рюмочкой-другой.
Все эти несложные хлопоты отвлекли мысли Ивана Егоровича, но когда он
ехал на такси к Казанскому вокзалу, неясная тревога вновь заледенила
сердце. <Нет, но с доброй вестью едет Танюшка>, - тоскливо думал он.
На платформе он встал немного позади предполагаемого места остановки
восьмого вагона, и первым, кого он углядел в окне, был внук Димка. Увидев
деда, малец радостно заколотил кулачонками по стеклу. Чуть глубже в купе
угадывалась высокая прическа дочери.
Из вагонной двери горохом посыпалась нетерпеливая молодежь, прямо с
подножки бросаясь на шеи встречающих. Ивана Егоровича оттеснили в сторону,
пару раз двинули в бок углом чемодана. Когда он наконец протиснулся в
тамбур, вагон был почти пустым.
- Милый мой старенький папка, - целуя его, прослезилась Татьяна, -
позабыли тебя все, позабросили... Но ничего, теперь я буду с тобой,
обстираю тебя, откормлю, выхолю!
Иван Егорович мысленно поразился этим ее словам, но по флотской
привычке допытываться не стал, а занялся главным в данный момент делом.
Увидев внушительную стопу чемоданов, опустил фрамугу окна, пригласил в