"Плутарх. Деметрий и Антоний " - читать интересную книгу автора

держится на ногах. И верно, Антигон столкнулся на суше со многими
непреодолимыми препятствиями, а Деметрия страшная буря и огромные волны чуть
было не выбросили на дикий, лишенный гаваней берег, и он потерял немалую
часть своих судов, так что оба вернулись ни с чем.
Антигону было уже без малого восемьдесят, но не столько годы, сколько
тяжесть грузного тела, непомерно обременявшая носильщиков, уже не позволяла
ему исполнять обязанности полководца, а потому впредь он пользовался службою
сына, который с блеском распоряжался самыми важными и трудными делами
благодаря своему опыту и удаче. Мотовство сына, его страсть к роскоши и вину
не слишком беспокоили старого царя, ибо лишь во время мира необузданно
предавался Деметрий своим страстям и на досуге утопал в наслаждениях, не
зная ни предела, ни меры, но стоило начаться войне - и он сразу трезвел,
обнаруживая рассудительность человека, воздержного от природы. Рассказывают,
что однажды, когда власть Ламии уже не была ни для кого тайною, Деметрий,
вернувшись из путешествия, нежно целовал отца, и Антигон со смехом заметил:
"Тебе, верно, кажется, что ты целуешь Ламию, мой мальчик". В другой раз он
много дней подряд пьянствовал, а всем говорил, будто болезненные истечения
не давали ему выйти из дому. "Это я знаю, - сказал Антигон, - да только что
там текло - фасосское или хиосское {18}?" Услышав, что сын снова занемог,
Антигон отправился его навестить и в дверях столкнулся с каким-то красивым
мальчиком. Он сел подле постели больного и взял его руку, чтобы сосчитать
пульс, а когда Деметрий сказал, что лихорадка теперь уже ушла, ответил:
"Конечно, ушла, сынок, и даже только что встретилась мне в дверях". Так
снисходителен был Антигон к подобным проступкам Деметрия ради иных его
деяний. Скифы, если напиваются допьяна, чуть пощипывают тетивы луков, словно
пробуждая свой дух, расслабленный и усыпленный наслаждением, но Деметрий
отдавал себя всего безраздельно то заботе, то удовольствию, никогда не
смешивая и не сочетая одну с другим, и потому, готовясь к войне, проявлял
свое усердие и искусство в полном блеске.
20. Да, именно готовя боевую силу, а не используя ее в деле,
обнаруживал Деметрий, сколько можно судить, лучшие стороны своего военного
дарования. Он хотел, чтобы все необходимое было под рукою в изобилии; он был
ненасытен в строительстве огромных кораблей и осадных машин и находил
немалое удовольствие в наблюдении за этими работами. Способный и вдумчивый,
он не обращал природную изобретательность на бесполезные забавы, как иные из
царей, которые играли на флейте, занимались живописью или ремеслом
чеканщика. Македонянин Аэроп {19} на досуге мастерил маленькие столики и
светильники. Аттал Филометор разводил целебные растения - не только белену и
чемерицу, но и цикуту, наперстянку и живокость, - сам сеял и выращивал их в
дворцовом саду, старался распознать свойства их соков и плодов и никогда не
забывал вовремя собрать посеянное. Скифские цари гордились тем, что
собственными руками оттачивают и заостряют наконечники стрел. Однако у
Деметрия даже занятия ремеслами были поистине царскими, замыслы его
отличались широким размахом, а творения, кроме изощренной изобретательности,
обнаруживали высоту и благородство мысли, так что казались достойными не
только ума или могущества, но и рук царя. Гигантскими размерами труды эти
пугали даже друзей, красотою тешили даже врагов. Это сказано всерьез, а не
для красного словца. Враги дивились и восхищались, глядя на корабли с
шестнадцатью и пятнадцатью рядами весел, проплывавшие мимо их берегов, а
"Погубительницы городов" {20} так и приковывали взоры осажденных - сами