"Плутарх. Деметрий и Антоний " - читать интересную книгу автора

встречали его на расстоянии многих дней пути от Рима. Антония он отметил
особенно высокою почестью: проезжая по Италии на колеснице, Цезарь посадил
его рядом с собою, а позади - Брута Альбина и Октавиана, сына своей
племянницы, который впоследствии получил имя Цезаря и долгие годы правил
римлянами. Избранный консулом в пятый раз, Цезарь товарищем по должности
немедленно назначил Антония, а затем пожелал сложить с себя консульское
достоинство и передать его Долабелле. Когда он известил об этом сенат,
Антоний выступил с резкими возражениями, осыпал Долабеллу бранью, немало
ругательств услышал и на свой счет, и Цезарь, смущенный таким бесчинством,
вышел из курии. Некоторое время спустя он все же хотел провозгласить
Долабеллу консулом, но Антоний кричал, что гадания по птицам неблагоприятны,
зловещи, и в конце концов Цезарь уступил - к великой досаде Долабеллы.
Скорее всего, и тот и другой были ему одинаково противны; рассказывают, что
однажды, выслушав жалобу на обоих сразу, Цезарь заметил, что боится не этих,
жирных и красиво причесанных, а бледных и худых - намекая на Брута и Кассия.
Позже он, действительно, пал жертвою их заговора.
12. Отличный повод к решительным действиям дал заговорщикам, сам того
не подозревая, Антоний. Римляне справляли праздник Ликеи - который они зовут
Луперкалиями {12}, - и Цезарь в пышном наряде триумфатора сидел на форуме,
на ораторском возвышении, и смотрел на бегунов. В этот день многие молодые
люди из знатных домов и даже иные из высших должностных лиц бегают,
натершись маслом, по городу и в шутку хлещут встречных бичами из косматой,
невыделанной шкуры. И вот Антоний, который тоже был среди бегунов, нарушает
древний обычай, приближается с увитою лавром диадемою к возвышению, те, кто
бежит с ним вместе, поднимают его высоко над землей, и Антоний протягивает
руку с диадемою к голове Цезаря - в знак того, что ему подобает царская
власть. Цезарь, однако, принял строгий вид и откинулся назад, и граждане
ответили на это радостными рукоплесканиями. Антоний снова поднес ему
диадему, Цезарь снова ее отверг, и борьба между ними тянулась долгое время,
причем Антонию, который настаивал на своем, рукоплескали всякий раз
немногочисленные друзья, а Цезарю, отклонявшему венец, - весь народ.
Удивительное дело! Те, что по сути вещей уже находились под царскою властью,
страшились царского титула, точно в нем одном была потеря свободы! Цезарь
спустился с возвышения; не в силах сдержать гнев, он откинул с шеи тогу и
кричал, что готов подставить горло любому, кто пожелает лишить его жизни.
Венок с диадемой, возложенный на одну из его статуй, несколько народных
трибунов сняли, и народ, с громкими криками одобрения, проводил их до дому,
зато Цезарь - отрешил от должности.
13. Это событие укрепило сторонников Брута и Кассия в их намерениях.
Выбирая для заговора верных друзей, они думали и об Антонии. Все
высказывались за то, чтобы привлечь его к делу, и только Требоний был
против. Он рассказал, что в ту пору, когда они встречали возвращавшегося из
Испании Цезаря, он путешествовал вместе с Антонием и жил с ним в одной
палатке, и еще тогда, со всеми возможными предосторожностями, пробовал
узнать его образ мыслей. Антоний понял, к чему он клонит, и никак не
отозвался на его попытку, однако и Цезарю ни о чем не донес, но честно
хранил их разговор втайне. Тогда заговорщики стали совещаться, не убить ли
Антония вместе с Цезарем. Против этого решительно восстал Брут, потребовав,
чтобы дело, на которое они отваживаются во имя права и законов, было
безукоризненно чисто от какой бы то ни было несправедливости. Вместе с тем,