"Плутарх. Арат " - читать интересную книгу автора

теперь, побывавши, так сказать, в самой скене {10} - увидев, что в Египте
нет ничего, кроме театральной пышности и показного блеска, целиком переходит
на нашу сторону. Поэтому я и сам принимаю мальчика с полным радушием, чтобы
впредь всемерно пользоваться его службою, и вас прошу считать Арата другом".
Слова эти были подхвачены завистниками и зложелателями, которые засыпали
Птолемея письмами, наперебой взводя на Арата тяжкие обвинения, так что в
конце концов Птолемей послал к нему своего гонца с выражением
неудовольствия. Вот сколько зависти и зложелательства сопряжено с дружбою
царей и тираннов, которой ищут и домогаются с пламенным вожделением!
16. Когда ахейцы впервые избрали Арата стратегом, он опустошил лежащие
на другом берегу залива {11} Локриду и Калидонию и с десятитысячным войском
двинулся на подмогу беотийцам, но опоздал - этолийцы успели одержать при
Херонее победу, в битве пал беотарх Абеокрит и с ним тысяча воинов.
Год спустя Арат снова занял должность стратега и приступил к исполнению
своих замыслов, касавшихся Акрокоринфа. На сей раз он трудился не только
ради сикионян или ахейцев, но задумал, если можно так выразиться, сразить
тиранна, угнетавшего всю Грецию, - изгнать из Акрокоринфа македонский
караул. Афинянин Харет, разгромив в каком-то сражении царских полководцев,
писал афинскому народу, что выиграл битву - сестру Марафонской. Но тогда
подвиг Арата по праву можно назвать родным братом подвигов фиванца Пелопида
и афинянина Фрасибула, с тем лишь выгодным отличием, что оружие было
направлено не против греков, но против чужой, иноземной власти.
Коринфский перешеек, разделяя моря, служит мостом между двумя областями
и смыкает воедино наш материк, а потому сторожевой отряд, поставленный на
Акрокоринфе, - высоком холме, что поднимается в самой средине Греции, -
прерывает всякое сообщение с землями за Истмом, препятствует любому военному
походу, как сухопутному, так равно и морскому, и делает того, кто занял этот
холм и держит его в своих руках, безраздельным властелином. И, по-видимому,
отнюдь не острословил младший Филипп, когда при всяком удобном случае
называл город Коринф оковами Эллады.
17. Вполне понятно, что эта местность постоянно была предметом
ожесточенной борьбы между всеми царями и правителями, а желание Антигона
овладеть ею ничуть не уступало самой жаркой и неистовой любовной страсти, и
он с головою был погружен в думы, измышляя хитрость, которая помогла бы ему
отнять Акрокоринф у тогдашних его владельцев, ибо открытое нападение было
заведомо обречено на неудачу. Когда умер Александр {12}, которому
подчинялась вся та округа, - умер, как тогда говорили, отравленный им же,
Антигоном, - и власть взяла Никея, жена умершего, продолжавшая зорко
охранять Акрокоринф, Антигон немедля подослал к ней своего сына Деметрия и,
внушая Никее сладкие надежды на брак с царевичем и супружескую жизнь с
молодым человеком, завидную для пожилой вдовы, уловил ее в сети,
использовавши сына как приманку. Тем не менее крепости она без надзора не
оставляла, напротив, караулила ее по-прежнему зорко, и Антигон, делая вид,
будто ему это безразлично, справлял в Коринфе свадебные обряды, устраивал
игры, задавал что ни день пиры, - одним словом, держал себя так, как
свойственно человеку, который переполнен своею радостью и не помышляет ни о
чем, кроме забав и удовольствий. Наконец, намеченный срок настал. В этот
день пел Амебей, и Антигон сам отправился проводить Никею в театр. Гордая
этой честью новобрачная возлежала в носилках, украшенных по-царски,
совершенно не подозревая о том, что должно было вот-вот свершиться. Дойдя до