"Эдгар Аллан По. Король Чума (Аллегорический рассказ)" - читать интересную книгу автора

виде огромного нароста. Стянутый, точно кисет, ввалившийся рот улыбался с
какой-то дьявольской приветливостью, и глаза от действия винных паров
казались остекленевшими, как, впрочем, у всех сидящих за столом. На этом
джентльмене была богато расшитая мантия из черного бархата, в которую он
небрежно завернулся с головы до ног, словно в испанский плащ. Голова его
была утыкана черными перьями, какими обычно украшают катафалки, и он
непринужденно, с франтоватым видом, покачивал этим плюмажем из стороны в
сторону; в правой руке распорядитель сжимал берцовую кость, которой, видимо,
только что потехи ради огрел одного из своих собутыльников.
Напротив, спиной к двери, восседала леди, наружности ни чуть не менее
ошеломляющей. Будучи почти одного роста с вышеописанным джентльменом, она,
однако, не могла пожаловаться на худобу - ее явно мучила водянка, к тому же
в последней стадии; фигура этой леди больше всего походила на огромную бочку
из-под октябрьского пива, с пробитым верхом, стоявшую в углу. Ее округлое,
как шар, красное и распухшее лицо отличалось той же странностью, что и лицо
председателя, - вернее сказать, в нем тоже не было ничего примечательного,
кроме одной черты, которая настолько бросалась в глаза, что не упомянуть о
ней невозможно. Наблюдательный Хью Смоленый тут же заметил, что каждый из
присутствующих отмечен какой-нибудь чудовищной особенностью, словно он взял
себе монополию на одну часть физиономии. У леди, о которой мы ведем речь,
выделялся рот. Он протянулся зияющей щелью от правого до левого уха, и
подвески ее серег то и дело проваливались в эту щель. Однако бедняжка изо
всех сил старалась держать рот закрытым - уж очень ей хотелось сохранять
тот величественный вид, который придавал ей тесный, туго накрахмаленный,
тщательно отутюженный саван, стянутый у шеи батистовым гофрированным рюшем.
По правую руку от нее сидела миниатюрная молодая особа, которой она,
видимо, покровительствовала. Дрожь исхудалых пальцев, синева губ, легкий
лихорадочный румянец, пятнами окрасивший свинцово-серое лицо этого нежного
создания, - все говорило о том, что у нее скоротечная чахотка. В манерах
молодой леди чувствовался подлинный haut ton (светский тон [фр.]); с
непринужденной грацией носила она свободную, очень элегантную погребальную
сорочку из тончайшего батиста; волосы кольцами ниспадали на шею; на губах
играла томная улыбка; но ее нос, необычайно длинный и тонкий, подвижный,
похожий на хобот, весь в угрях, закрывал нижнюю губу и, несмотря на
изящество, с каким она перебрасывала его кончиком языка туда и сюда,
придавал ее лицу какое-то непристойное выражение.
По другую сторону стола, налево то леди, страдавшей водянкой,
расположился отекший, страдающий астмой и подагрой старичок; его щеки лежали
на плечах, как два бурдюка, полных красного портвейна. Руки он скрестил на
груди, свою забинтованную ногу положил на стол и, по всей видимости,
чувствовал себя очень важной персоной. Старичок явно гордился каждым дюймом
своей наружности, но больше всего он наслаждался тем вниманием, какое
вызывал его пестрый сюртук. Еще бы - сюртук этот, наверное, стоил ему
больших денег и сидел на нем превосходно; скроен он был из причудливо
расшитого шелкового шарфа, какими обвивают щиты с пышными гербами, которые в
Англии и в других странах вывешиваются на домах старой аристократии.
Рядом с ним, по правую руку от председателя, матросы увидели
джентльмена в длинных белых чулках и бязевых кальсонах. Он уморительно
дергался всем телом в приступе "трясучки", как определил про себя Хью
Смоленый. Его гладко выбритые щеки и подбородок стягивала муслиновая