"Эдгар Аллан По. Бон-бон" - читать интересную книгу автора

Понимаю! Нелепые картинки - не правда ль? - нелепые картинки, которые
ходят средь публики, создали ложное представление о моей наружности.
Глаза!!! - Конечно! Глаза, Пьер Бон-Бон, хороши на подходящем для них
месте - их место на голове, скажете вы! - верно - на голове червя. Точно
так же и вам необходимы эти окуляры, и все ж вы сейчас убедитесь, что мое
зрение проникает глубже вашего. Вон там в углу я вижу кошку - миленькая
кошка - взгляните на нее - понаблюдайте за ней хорошенько. Ну как,
Бон-Бон, видите ли вы ее мысли - мысли, говорю я, - идеи - концепции, -
которые зарождаются под ее черепной коробкой? Вот то-то же, не видите! Она
думает, что мы восхищены длиной ее хвоста и глубиной ее разума. Только что
она пришла к заключению, что я - весьма важное духовное лицо, а вы -
крайне поверхностный метафизик. Итак, вы видите, я не вполне слеп; но
тому, кто имеет мою профессию, глаза, о которых вы говорите, были бы
попросту обузой, того и гляди их выколят вилами или вертелом для
подрумянивания грешников. Вам эти оптические штуковины необходимы, я готов
это признать. Постарайтесь, Бон-Бон, использовать их хорошо; мое же зрение
- душа.
С этими словами гость налил себе вина и, наполнив до краев стакан
Бон-Бона, предложил ему выпить без всякого стеснения и вообще чувствовать
себя совсем как дома.
- Неглупая вышла у вас книга, Пьер, - продолжал его величество,
похлопывая с хитрым видом нашего приятеля по плечу, когда тот поставил
стакан, в точности выполнив предписание гостя. - Неглупая вышла книга,
клянусь честью. Такая работа мне по сердцу. Однако расположение материала,
я думаю, можно улучшить, к тому же многие ваши взгляды напоминают мне
Аристотеля. Этот философ был одним из моих ближайших знакомых. Я обожал
его за отвратительный нрав и за счастливое уменье попадать впросак. Есть
только одна твердая истина во всем, что он написал, да и ту из чистого
сострадания к его бестолковости я ему подсказал. Я полагаю, Пьер Бон-Бон,
вы хорошо знаете ту восхитительную этическую истину, на которую я намекаю?
- Не могу сказать, чтоб я...
- Ну, конечно же! Да ведь это я сказал Аристотелю, что избыток идей
люди удаляют через ноздри посредством чихания.
- Что, безусловно, и-ик - и имеет место, - заметил метафизик, наливая
себе еще один стакан mousseux и подставляя гостю свою табакерку.
- Был там еще такой Платон, - продолжал Его Величество, скромно
отклоняя табакерку и подразумеваемый комплимент, - был там еще Платон, к
которому одно время я питал самую дружескую привязанность. Вы знавали
Платона, Бон-Бон? - ах, да, - приношу тысячу извинений. Однажды он
встретил меня в Афинах, в Парфеноне, и сказал, что хочет разжиться идеей.
Я посоветовал ему написать что разум есть свирель. Он обещал именно так и
поступить, и отправился домой, а я заглянул к пирамидам. Однако моя
совесть грызла меня за то, что я высказал истину, хотя бы и в помощь
другу, и, поспешив назад в Афины, я подошел к креслу философа как раз в
тот момент, когда он выводил словечко глаз. Я дал лямбде щелчка, и она
опрокинулась; поэтому фраза читается теперь как Разум есть глаз и
составляет, видите ли, основную доктрину его метафизики.
- Вы бывали когда-нибудь в Риме? - спросил restaurateur, прикончив
вторую бутылку mousseux и доставая из буфета приличный запас шамбертена.
- Только однажды, monsieur Бон-Бон, только однажды. В то время, -