"Эдгар Аллан По. Эссе" - читать интересную книгу автора

же нечто ожидаемое. Неожиданна она только для глаза - потому что на слух
мы делим строку на две обычных:

Шелест шелка, шум и шорох
В мягких пурпуровых шторах.

Эффект неожиданности достигается полностью, когда я пишу:

Чуткой, жуткой, странной дрожью проникал меня всего.

NB. Широко распространено мнение, будто рифма в ее нынешнем виде
является изобретением нового времени - но возьмите "Облака" Аристофана.
Древнееврейский стих, впрочем, не знает рифм - в окончаниях строк, где они
всего виднее, мы не находим ничего похожего.

1846


МОГУЩЕСТВО СЛОВ

Кто-то из французов - возможно, Монтень - пишет: "Люди уверяют, будто
они думают, а я, например, никогда не думаю, разве когда сажусь писать".
Именно эта привычка не думать, пока мы не сядем писать, и является
причиной появления стольких плохих книг. Однако в замечании француза,
пожалуй, заключено больше, чем кажется на первый взгляд. Разумеется, самый
акт написания в большой мере способствует приведению мыслей в более
стройный порядок. Когда я бываю недоволен неясностью зародившейся у меня
мысли, я тотчас же берусь за перо, чтобы с его помощью добиться нужной
формы, последовательности и точности.
Как часто мы слышим, что те или иные мысли невыразимы словами! Но я не
верю, чтобы хоть одна мысль, достойная этого названия, была недосягаемой
для языка слов. Скорее я склонен считать, что тот, у кого возникает
трудность в выражении мысли, либо не обдумал ее, либо не умеет привести в
порядок. Что касается меня, то у меня никогда еще не являлось мысли,
которую я не мог бы выразить словами, и притом с большей ясностью, чем
когда она зарождалась, - как я уже заметил, усилие, потребное для
(письменного) выражения мысли, придает ей большую логичность.
Существуют, правда, грезы необычайной хрупкости, которые не являются
мыслями и для которых я пока еще считаю совершенно невозможным подобрать
слова. Я употребляю слово грезы наудачу, просто потому, что надо же их
как-то называть; но то, что этим словом обозначают обычно, даже отдаленно
не похоже на эти легчайшие из теней. Они кажутся мне порождениями скорее
души, чем разума. Они возникают (увы! как редко!) только в пору полнейшего
покоя - совершенного телесного и душевного здоровья - и в те мгновения,
когда границы яви сливаются с границами царства снов. Ко мне эти "грезы"
являются, только когда я засыпаю и сознаю это. Я убедился, что такое
состояние длится лишь неуловимо краткий миг, но оно до краев полно этими
"тенями теней"; тогда как мысль требует протяженности во времени.
Такие "грезы" приносят экстаз, настолько же далекий от всех
удовольствий как действительности, так и сновидений, насколько Небеса