"Константин Победоносцев. Печать " - читать интересную книгу автора

ему полного удовлетворения. Не всякий из читателей, кому попалась на глаза
первая поносительная статья, прочтет другую, оправдательную или
объяснительную, а при легкомыслии массы читателей-позорящее внушение или
надругательство оставляют во всяком случае яд в мнении и расположении массы.
Судебное преследование за клевету, как известно, дает плохую защиту, и
процесс по поводу клеветы служит почти всегда средством не к обличению
обидчика, но к новым оскорблениям обиженного; а притом журналист имеет
всегда тысячу средств уязвлять и тревожить частное лицо, не давая ему прямых
поводов к возбуждению судебного преследования.
Итак, можно ли представить себе деспотизм более насильственный, более
безответственный, чем деспотизм печатного слова? И не странно ли, не дико ли
и безумно, что о поддержании и охранении именно этого деспотизма хлопочут
всего более ожесточенные поборники свободы, вопиющие с озлоблением против
всякого насилия, против всяких законных ограничений, против всякого
стеснительного распоряжения установленной власти? Невольно приходит на мысль
вековечное слово об умниках, которые совсем обезумели от того, что возомнили
себя мудрыми.
П
В нашем веке распространения изобретений всего удивительнее быстрое
распространение газетной литературы, ставшей в короткое время страшно
действительною общественною силой. Значение газеты возросло в первый раз
после Июльской революции 1830 года, усугубилось еще после революции 1848
года и затем стало возрастать не годами только, но днями. Ныне с этою силой
считаются правительства, и стало даже невозможно представить себе не только
общественную, но и частную жизнь без газеты, и прекращение выхода газет,
если б возможно было бы представить его себе, было бы однозначительно с
прекращением всякого действия железных дорог.
Газета несомненно служит для человечества важнейшим орудием культуры.
Но, признавая все удобства и пользу от распространения массы сведений и от
обмена мыслей и мнений путем газеты, нельзя не видеть и того вреда, который
происходит для общества от безграничного распространения газеты, нельзя не
признать с чувством некоторого страха, что в ежедневной печати скопляется
какая-то роковая, таинственная, разлагающая сила, нависшая над
человечеством.
Каждый день, поутру, газета приносит к нам кучу разнообразных новостей.
В этом множестве - многое ли пригодно для жизни нашей и для нашего
образовательного развития? Многое ли способно поддерживать в душе нашей
священный огонь одушевления на добро? И напротив-сколько здесь такого, что
льстит самым низменным нашим склонностям и побуждениям! Могут сказать, что
нам дают то, что требуется вкусом читателей, что отвечает на спрос: спрос
был бы не такой, если б не так ретиво было предложение.
Но пускай бы еще предлагались одни новости: нет, они предлагаются в
особливой форме, окрашенные особливым мнением, соединенные с безыменным, но
очень решительным суждением. Есть, конечно, серьезные умы, руководящие
газетой; таких немного; а газет великое множество, и всякое утро некто,
совсем незнаемый мною, и, может быть, такой, какого я и знать не хотел бы,
навязывает мне свое суждение, выдавая его авторитетно за голос общественного
мнения. Но всего важнее то, что эта газета, обращаясь ежедневно даже не к
известному кругу людей, но ко всему люду, умеющему лишь разбирать печатное,
предлагает каждому готовые суждения обо всем и, таким образом, мало-помалу,