"Николай Михайлович Почивалин. Сибирская повесть" - читать интересную книгу автора

Вблизи воды кажется светлее.
Темно-синий Иртыш бесшумно катит свои воды и только у самого берега,
наплескивая на песок, чуть различимо шуршит мелкой катаной галькой. На
противоположной стороне вдали струятся огоньки.
- Посидим, в воду сразу нехорошо, - говорит Максим Петрович.
Мы садимся на сухой теплый песок и, точно по сговору, закуриваем -
каждый от своей спички. Царит глубокое, какое-то всеобъемлющее безмолвие;
только изредка сонно плеснет рыбина, и четкий, над всей рекой проносящийся
звук подчеркивает тишину летнего вечера.
- Тихо, - думая о чем-то своем, роняет Максим Петрович. - Теперь уже
тихости такой люди, как прежде, не верят. Иной раз вспомнишь, что перед
войной вот так же тихо было, да голову ненароком и задерешь. Не воет ли
опять там что?.. Я вон в книжке одной читал про старину. Люди пашут, а на
меже ружья лежат...
- Ну и что?
- А то, что и нам так жить приходится. Живи, работай, а все настороже
держись.
- Вы на фронте были?
- Я-то? Нет, не был... - От долгой затяжки папироса Максима Петровича
разгорается, крохотный малиновый огонек выхватывает из темноты его
сосредоточенное лицо. - Разве война тех только достала, кто на фронто был?
Когда подумаешь - иному убитому легче пришлось..t - Вряд ли, Максим
Петрович.
- Верно говорю. Беда не одно только тело уродует.
Когда она навылет через душу пройдет - хуже бывает...
Я понимаю, что говорим мы сейчас по-разному: я - безотносительно к
чему-либо конкретному, Мельников - имея в виду, возможно, и что-то очень
личное.
- Почему вы меня земляком назвали?
- Земляком-то? - оживляется Максим Петрович. - Потому, что земляки мы с
тобой, получается. Я ведь тоже с Украины. Ты откуда родом?
- С-пид Сум.
- Вот видишь, а я из-под Чернигова. Рядом, выходит, - прикидывает
Максим Петрович и с какой-то нетерпинкой спрашивает: - Давно там был?
- Давно, Максим Петрович. Родился там только, мальчишкой увезли.
Родной-то Пензу считаю. А Украины и не помню совсем...
- А я помню! - говорит Максим Петрович, вгоняя окурок в песок. - Да
ведь как помню! Закрою глаза, и словно вот она передо мной, рядышком! И
хаты наши белые вижу, и аиста на крыше, и черешня как цветет - ноздрями
чую! Веришь: иной раз услышу нашу песню по радио - аж глаза мокрые
становятся. Дубом вот уродился, а поди ж ты! Вон как в зажигалке: из
кремня искру вышибает, так и песня у меня из глаз - слезу!..
- Взяли бы да переехали.
- Не просто... И тут душой прирос. Семья, сын вон, Сашок, - сибиряк...
По крутой обрывистой тропке кто-то спускается, слышно, как сухая земля
скатывается вниз.
- Карл Леонхардович, похоже, - вглядываясь в темноту, другим, спокойным
голосом говорит Максим Петрович. И снова, не замечая, переходит с
доверительного "ты" на равнодушное "вы": - Вас, наверно, ищет...