"Николай Михайлович Почивалин. Сибирская повесть" - читать интересную книгу автора

купой высоких ветел, зеленеет картофельное поле. Я не сразу вижу, что
метров на сто, прямо по картошке, разбежались рядками тоненькие саженцы.
Замечаю их после короткого кивка моего провожатого:
- Года за три до села думаем дотянуть.
- Ох, далеко!
- Попробуем...
Укромные уголки можно, оказывается, отыскать и в новом саду.
Обогнув на обратном пути питомник, мы выходим к густой заросли малины.
На ветвях сквозь резные листочки проглядывают бледно-розовые, а то и
совсем уже красные ягоды. Стоит только, кажется, дотронуться, и они сами
посыплются в ладонь. На секунду я даже замедляю шаг, но Мельников идет не
останавливаясь и я с сожалением догоняю его.
- Теперь сюда, - говорит председатель и сворачивает.
Со стороны похоже, что он лезет прямо в малинник, чуть разводя в
стороны желтые, в колючках, ветки; но под ногами вьется тропка. За кустами
разговаривают.
- Вот он, пропащий, - слышится грудной женский голос. - Голодом
заморил!..
- Знакомьтесь, - пропуская меня вперед, говорит Мельников, -
корреспондент из газеты.
На поляне, под молоденькой, кажется, случайно забежавшей сюда березкой,
сидят розовощекий военный и две женщины. От растерянности я даже не
успеваю разглядеть их лица, хотя сразу же замечаю накрытую на траве
скатерть.
- А это моя родня, - представляет Мельников, каждый раз кивая. -
Племянница. Муж ее. И моя супруга...
- Лейтенант Егоров, - проворно вскакивает военный и весело встряхивает
льняными волосами. - А попросту - Андрюша.
Андрюша - к нему действительно подходит больше.
Румяный, юный, даже мне он кажется очень молоденьким; и хотя на его
голубых погонах золотые крылышки летчика, не верится, что он может
управлять, самолетом.
Жену его зовут Олей. Она еще моложе мужа, тоненькая, с короткими
светлыми кудряшками и круглыми от любопытства глазамп.
- Надежда Ивановна, - произносит жена Максима Петровича и неторопливо
наклоняет голову.
С Олей она чем-то схожа - нежным ли подбородком, одинаковой ли
горделивой посадкой головы, но то, что у Оли еще не устоялось и поминутно
на ее по-девичьи подвижном лице меняется, у Надежды Ивановны приняло
законченную, зрелую форму. На вид ей лет тридцать, она, конечно,
значительно моложе мужа. Светлые, широким пробором надвое разбросанные
волосы, белый, мраморной чистоты лоб, тронутые легким загаром щеки,
свежие, не нуждающиеся в помаде губы, большие серые глаза, умные,
сдержанные и, признаюсь, ушедшие в сторону от моего, должно быть, слишком
любопытного взгляда.
В белой кофточке и синей шерстяной юбке, обтянувшей полные колени, она
сидит, облокотившись на правую руку, и непринужденная, с ленцой, поза
подчеркивает ее стать.
- Долго же вы ходили - насмешливо говорит она. - Картошка уж, наверно,
остыла.