"Сергей Подгорный. Свидание (Авт.сб. "Взгляд с нехоженой тропы")" - читать интересную книгу автора

будешь сам себе хозяин, где, как говорит Иван Семенович, прекрасная речка
с широкими плесами. Скифское городище - для тебя просто место, куда
придется ходить по утрам и наблюдать, как пацаны, которых в селе
навербуете, будут рыть ямы. Раскопы - так они правильно называются.
Конечно, ты постараешься, чтобы вырыли их столько, сколько Иван Семенович
сочтет нужным, и не выбросили в отвал ничего, что он считает ценным. Что
представляли из себя эти жившие две тысячи лет назад скифы - дело для тебя
третье. Главное, что получишь как бы второй отпуск. Но - конечно! - работу
сделаешь от и до, никто тебя не упрекнет, репутация станет еще прочнее...
Неужели все в самом деле так?.. - подумал Кукин, тут же раздражаясь на
свой невольный испуг, вызванный возникшим вдруг ощущением, что он как-то
обкрадывал, привык и продолжает обкрадывать себя. - Но в чем?! - даже
дернулся Кукин, приподнявшись на постели, раздраженно глядя перед собой. -
В чем?.."
Он снова лег и лежал без мыслей, чувствуя себя так, будто стоит на
перепутье, не представляя, какой может быть новая дорога, существование
которой все же ощутил, дорога, уводящая из пределов привычного.
"Какой еще "новый путь"?.. - пожал плечами Кукин. - Чего ты дергаешься?
Зачем? Чтобы набить шишек и пустить на распыл все, что создавал годами?
Или, скажешь, оно легко достается, ничего не стоит?.."
Он вспомнил странную судьбу своего однокурсника по пединституту,
вообразившего себя поэтом. Тот с год назад решил целиком посвятить себя
творчеству, ушел от жены, все имущество носит в портфеле, ночует то на
вокзале, то на почтамте, где и пишет, как сообщил при последней встрече,
поэму о Копернике. Питается, как Кукин понял, преимущественно хлебом,
благо он дешевый, но денег в долг не берет, обиделся, когда Кукин начал
навязывать трешницу. Говорят, что отрывок из его поэмы напечатали в
московском журнале. "Надо бы зайти в библиотеку, прочитать..." - в
очередной раз спохватился Кукин.
"Может, _такой_ жизни ты хочешь?" - насмешливо спросил он себя, вновь
вспомнил о ночевках на вокзале и с омерзением передернулся. Нет, и в
_этом_ было что-то не то: страстное, жертвенное, но ненормальное,
недолговечное, как истерика или исступление...
- Да что тебя мучает?! - в раздражении от беспричинности своих мыслей
воскликнул Кукин.
Он встал, закурил и снова начал бродить по квартире, подолгу
останавливаясь перед окнами, бесцельно разглядывая до мелочей знакомый
вид, открывающийся из них, и чувствуя, как в груди, что с ним стало бывать
последнее время, лишь сильнее расползаются неясные смятение и тоска.
"Чего тебе надо?.." - еще раз спросил он, даже не пытаясь ответить,
потому что это был уже не вопрос, а так - пришикивание, одергивание.
...В час ночи Кукин неторопливо собрал, уложил в полотняную сумку все
необходимое в командировке и вышел из квартиры.
Свет на лестнице был выключен, Кукин оказался в совершенной темноте и с
полминуты отыскивал ключом замочную скважину. Темнота, как и обычно, не
вызвала у него страха; единственное, что беспокоило до тех пор, пока не
нащупал перила, - это опасение споткнуться о что-нибудь на лестничной
площадке.
Взглянув на черную, словно нежилую, глыбу соседнего дома, Кукин не
спеша прошел по двору, а потом побрел серединой шоссе к светящимся