"Роман Подольный. Согласен быть вторым" - читать интересную книгу автора

Беленький в предпоследнем ряду (я вздрогнул, так неожиданно услышав свое
имя), - я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь на свете, даже равновеликий
Рембрандту, имел право прикасаться к его полотну. Прочь, профаны! Простите,
Филипп Алексеевич, что я употребляю это обидное слово, но все мы здесь рядом
с Рембрандтом - профаны. Поставьте теперь "Венеру" Веласкеса и, пожалуйста,
не повторяйте этой шутки. Она дурного тона. Впрочем, одну минутку. Я хочу
еще раз посмотреть... Да, в этом что-то есть. Ну ладно. Какой диапозитив я
просил вас только что поставить?
Лекция пошла обычным чередом. Впрочем, назвать любую лекцию Василь
Васильевича обычной - невозможно. И сейчас мы все слушали его завороженно,
все, в том числе "профан", по прозвищу дед Филипп, судя по блаженному
выражению его маленького лица. А ведь умение читать лекции - только
ничтожная деталь в списке достоинств Василь Васильевича. И у такого
человека, я это точно знаю, нет преемника, младшего соавтора, которого
Аннушкин признал бы достойным принять от него грандиозное наследие. Семьи у
него нет, жена давно умерла, друзей почти нет (у нас на факультете много
говорили про Аннушкина). Если бы я смог стать для него хотя бы просто
другом, даже не другом, а младшим товарищем! Стать не творцом, так хотя бы
нужным творцу.


3

Вчера в институте услышал разговор профессора с доцентом.
- Курдюмов останется.
- А надолго?
- На его век хватит.
- А Лихачев?
- Навсегда.
- А я?
Тут оба смутились и огляделись. Пришлось отойти. Решают, кто и на сколько
останется в истории, кого и сколько будут помнить.
А я?
Я обещал стать великим музыкантом в шесть лет.
Великим шахматистом - в десять.
Потом от меня ждали, что я буду великим поэтом, великим биологом, великим
артистом. Кому обещал? Кто ждал? Сначала родители, потом родители и друзья.
С пятнадцати до восемнадцати - сам. Потом два года я пытался стать великим
математиком и великим художником сразу.
Мама говорит мне, возвратившись с работы:
- Сегодня встретила Юру. Он уже гроссмейстер. А ты его еще десять лет
назад бил...
Упрек, который звучит в ее голосе, никак нельзя назвать невысказанным.
Она тут же выскажет его и в более определенной форме.
А назавтра она встречает Мишу, которого печатает журнал "Юность".
Послезавтра - Петю, который в прошлом месяце холодильник выиграл по лотерее.
Все мои друзья - замечательные люди. И только я...
Сейчас мне двадцать два, и я уже ничего не обещаю. Ни другим, ни себе. А
я ведь уже привык к тому, что - буду. Остаться. Быть. Умереть, но не уйти. Я
карабкался к небу то по одной лестнице, то по другой. И каждый раз упирался