"Радий Погодин. Черника (Рассказ) (детск.)" - читать интересную книгу автора

слабосильно. Немец был пониже Петра ростом, в сложении похлипче. А Петр
прижался лицом к бревну. Потолок хлева был бревенчатым, он сам его
настилал, бревнышко к бревнышку подтесывал, он все потолки и в избе, и в
дворовых помещениях сам стелил. Он вгрызся зубами в бревно. Мокрый
слепящий холод выступил из промороженного его нутра, тело его еще пыталось
стронуться с места, чтобы уползти в угол, чтобы спастись, но не могло.
Немец валил его жену на солому. Она отпихивала немца, била его
маленькими кулаками по лицу, толкала коленом ему в живот. Немец что-то
громко и добродушно сказал, она испуганно закрыла его рот ладонью и
обмякла в испуге.
Она думала: "Только бы Петр не услышал. Хоть бы он спал сейчас,
мертвым был..." Глаза ее смотрели на бревенчатую стену хлева. На стене
висели косы, большие - прокосные, мужские и малые - ими кусты обкашивать,
и в огороде, и на опушках лесов. Вилы стояли возле стены. И в углу,
прислоненный к дровяной колоде, стоял колун. "Может быть, крикнуть?
Проснется - спасет". Она закричала. Она задыхалась и глохла. "Уже бы
пришел, неужто так крепко спит?.." Воля покинула ее - она потеряла
сознание.
Петра заливало то жаром, то холодом. Ему б отодвинуться и не видеть,
но он все смотрел... Петровы зубы до скрипа стиснулись. Он снова увидел
вздыбленную землю и небо - все в мелких трещинах. Потом небо лопнуло,
скрутилось в сверкающий красный вихрь. И нестерпимая тишина вонзилась в
холодную мякоть Петрова мозга.
Он отдышался, засолившиеся глаза его вновь обрели способность видеть,
мозг - понимать.
Он увидел уходящего немца в воротах, черного против света.
Жена открывала глаза медленно, в ресницах, в прозрачных голубоватых
веках дрожала боль. И его лихорадочные зрачки погрузились в ее глаза, как
в бездонность, он сжался, сердце его ухнуло, и сдавилось, и падало, и не
было падению конца.
- Клавдия, - прохрипел он, чтобы зацепиться за что-то, чтобы
остановилось падение.
- Спускайся, - сказала она, поднявшись и прислонясь к стене.
Он не посмел ослушаться, спрыгнул.
- Ступай, - сказала она. - Уходи.
- Клавдя... Клавдия... Ты что? Обойдется. Забудем.
- Закричу, - сказала она.
Он бросил мешавший ему, зажатый в руке наган на солому и закричал
шепотом, хватая ее за плечи:
- Ты что? Ты что? Ты оставь свой кураж. Ты не видела...
- Закричу, - повторила она громче и сквозь зубы, как бы снова теряя
сознание.
- Сука, - сказал он уныло. - Родного мужа прогоняешь. Немцы же,
Клавдя, немцы кругом. Как я пойду? - Лицо его исказилось, стало таким же,
как в тех лесах и болотах, которые он прошел по дороге к дому, - черным и
воспаленным, и в глазах его нагноилось слепое отчаяние.
Она оттолкнула его и, нагнувшись, взяла с соломы наган - прямо с
пучком соломинок.
- Самовзвод! - закричал он. - Не нажимай, пальнешь.
- Иди, - сказала она.