"Радий Погодин. Максим и Маруська (Рассказ) (детск.)" - читать интересную книгу автора

само яблоко сказало ему:
"Съешь. Сладкое..."
Потом бабка поднесла скрюченный палец к своему глубокому рту, словно
предостерегая Максима. От чего, Максим не понял, но почувствовал, что
бабкина эта острастка относится к его будущей жизни. Потом бабкины глаза
снова растеклись, как озёра, перестали видеть Максима, будто он
превратился в малую порошинку, а за его спиной встало что-то очень большое
и строгое. Потом они обмелели вовсе и ушли в морщины, как в потрескавшуюся
от засухи землю.
- Вон река, - сказала Маруська. - Давай на речку пойдём.
- Твоя мамка на речку ходить не велит.
- А на колокольню велит? - спросила Маруська и сощурилась, как дикая
кошка возле диких своих котят.
Максим помолчал, подумал о словах "велит, не велит": бабушка велит
никуда не лазать, ходить осторожно, нос никуда не совать; Максимовы глаза
тоже велят ему быть осторожным, но они же велят ему всюду лазать и на всё
глядеть. И когда придёшь, бабушка спрашивает: "Ну, чего видел?"
Когда вылезали с колокольни, Максиму понадобилось не в дверь
вылезать, а в нижнее окно. Максим прыгнул и зацепился за гвоздь. Он висел
на гвозде и ворчал:
- Всё от спеху от твоего. Торопишься всё...
- А ты сам повис, - говорила ему Маруська. - Всегда лезешь, куда
нельзя, вот и повис. Я тебя дожидаться не стану, я одна на речку пойду.
Посмотрю, как рыбы плывут. Сейчас в реке мальки народились.
Маруська пошла, и Максим подумал: "Когда гвоздь обломится, я на землю
упаду, Маруську догоню и надаю ей, куда надо". Но гвоздь не ломался. А
Маруська вернулась - привела с собой усатого гражданина.
- Наверх лазали, - определил гражданин. Снял Максима с гвоздя и
добавил скучно: - Лазать наверх не нужно. Стара колокольня - стропила
сгнившие. Зашибёт.
Идут Максим и Маруська к реке, теперь прямиком идут, потому что
Маруська торопится...
Воображает Маруська летнее мелководье с таким жарким плотным песком,
что стоять на босых ногах невозможно, нужно приплясывать с ноги на ногу. С
такой тёплой, парной водой, будто солнце окунулось в глубину реки и со дна
её светит и сверкает у самых глаз. Маруська ногами колотит, вся в брызгах,
переступает руками по дну и щурится, и хохочет, запрокинув голову, - то ли
от щекотки хохочет, то ли ещё от чего совсем нестерпимого.
Максиму видится другое. Максим дважды тонул.
Первый раз зимой. Зима задержалась, а Максиму лыжи купили. У него уже
кончилось терпение просто так на лыжи смотреть, он стал на лыжах гулять по
квартире. Один раз с крыльца на лыжах скатился, когда дворничиха крыльцо
мылом мыла, - нос ушиб.
Потом выпал снег всё-таки. Сразу много. Бабушка надела Максиму
рейтузы и свитер, упрятала его в голубой комбинезон. Лыжи приладила.
Медленно шёл Максим на своих лыжах по свежему снегу, белому и
чуть-чуть талому. В толстой одежде ему было не согнуться, не побежать.
Падал Максим, сердился, что лыжи цепляются друг за друга - идут худо. И
вдруг они словно послушались - понесли Максима во всю прыть с пригорка.
Всё быстрее, быстрее, а потом с берега к чёрной реке, проскочили по