"Радий Петрович Погодин. Боль (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Васька подошел ближе.
По краям ковра - орнамент, в середине, чаще в овале, картина: "Утро в
сосновом лесу", "Аленушка", "Березовая роща". Были у мужика и другие
ковры, на другой вкус, поменьше размером, поквадратнее и без орнамента:
лебеди на воде, белоколонные ротонды на берегу, деревья с вислыми
кронами - и все это с отражением. На тележке стопочками, по размерам,
лежали окантованные стекла с накрашенными по внутренней стороне
красавицами в крутобедрых позах: "Отдых на диване" - поза горизонтальная,
"Отдых на берегу моря" - поза вертикальная. Красавицы были в купальниках
из станиолевой бумаги, сверкавших, как начищенные кирпичом латы.
- Сам красишь? - спросил Васька.
Мужик смотрел на него долго, дремотно - отдыхал взглядом на дураке.
Васька смутился, покраснел даже.
- Может, ты днем торгуешь, вечером красишь.
- А ночью? - почти не разжимая губ, спросил мужик.
- Ночью пьешь!
Отъятая мальчишками самоуверенность возвратилась к Ваське, как
ощущение дна под ногами. Васька затянулся широкогрудо и, затоптав окурок,
уселся на ящик, который, видимо, и торговцу служил табуреткой, стянул с
ног рваные башмаки и один за другим запустил в небо; где-то в толпе в
связи с их падением вспыхнуло негодование, раздались возмущенные возгласы,
но Васька на это внимания не обратил, надел новые, зашнуровал, топнул
раз-другой, как бы осаживая их на ноге, сплясал "выход" к "цыганочке" - со
шлепками по всему телу, с козлиным воплем: "Чавела!" - и сказал радостно:
- От такой мазни не хочешь - запьешь.
Мужик усмехнулся. Усмешка, как лужица в сухой глине, постояла миг и
всосалась в трещины.
- Репин? Или блатной?
- Репин.
Мужик вытащил из тележки скатанный в трубку ковер.
- Исправь. Тут один оказался не Репин.
Зубы у мужика были золотыми, массивного литья. Разговаривая, он
слегка запрокидывал голову - боялся, что изо рта выкатится и капнет в снег
золотая слюна, - наверное, ничего другого мужик не боялся: ни барахолки,
ни тюрьмы, ни завтрашнего дня. Мужик был тощ, с костистым лицом и
пристальными глазами. Обут был в хромовые сапоги на легкой подошве.
- Срок? - спросил Васька.
Мужик смочил языком золотые зубы.
- Когда жрать захочешь.
- Я все время хочу.
- Тогда не топчись. Иди крась.
Может, по любопытству, с каким Васька разглядывал и щупал ковры,
мужик определил его причастность к изографическому; может, просто пожалел
контуженого солдата, - но, как бы то ми было, впоследствии, пытаясь
сложить мгновения своей судьбы в некий узор, Васька определил день покупки
американских башмаков как поворотный.
На выходе с барахолки, где сновали маклаки, пытавшиеся схватить товар
у "лопаря" за полцены, топтался в своих голубеньких босоножках Ленчик
Сиверс. Васька улыбнулся ему и подмигнул. Ленчик сморщил губу под
распухшим носом.