"Радий Погодин. Борьба с формализмом" - читать интересную книгу автора

знаний через шумные драки и слезы, поскольку все мальчишки, особенно
старшеклассники, норовили потрогать ее за попку.
Дом построили быстро. Стоил он дорого.
Когда решили, что Дом готов, остались только достройки, а деревенский
дом никогда не бывает готовым, но все достраивается, созвали народ на
новоселье. Немного: студентку Алину, Инну Павловну, плотника Лыкова с женой
и дочкой, директора совхоза - он поспешествовал строительству - и Василия
Егорова.
Первой запустили в Дом кошку. Вслед за кошкой Алина занесла портрет
покойной церковной сторожихи Анны с младенцем. Краснощекий веселый младенец
держал в руках бублик. Анна была молодая и радостная. И радостная природа за
ее спиной сливалась с небом и космосом. Таня внесла за Алиной хлеб.
Неистовость, с которой Бриллиантов строил дом, не разгибал спины сам и
не давал роздыху плотнику Лыкову, всех поражала - и чего надрывается? Лишь
Василий Егоров догадывался, что его закадычному другу надо быстрее развесить
картины - он томится по храму. Наверное, так же скучал и томился по храму и
нес его в себе русский гений Кузьма Петров-Водкин.
Развешивая картины, Василий Егоров обнаружил незнакомый ему портрет -
мужик с лисьей шкурой вместо шарфа. Мужик смотрел на него как бы с
насмешкой.
- Панька, - сказал Егоров. - Живой!
- Не знаю, живой он или нет, но я тут с ним встретился ночью. Может,
привиделся...
На картине слоился туман, почему-то охристый с белыми протяжками, как
узор на песчанике. Из тумана, словно из вечности, выходил Панька, но не лез
вперед, так и оставался в охре, как в прошлом или, что совсем странно, - в
будущем. Бриллиантов был чем-то похож на него, как птица на птицу или рыба
на рыбу...

В большом селе с названием Сельцо стояла старинная церковь, как
говорили местные юноши - имени Ильи Пророка. Сохранились в ней фрагменты
"Страшного суда". В великих городских храмах все больше "Тайную вечерю"
писали, а в деревенских все "Страшный суд". Православный Бог народен, его
способы наказания предсказуемы - огонь да вилы.
Всем хороша была церковь: и пропорциями, и пятью аккуратными
маковками - портил ее Матвеев придел, громоздившийся сбоку, как нарост на
березе. Придел был построен во славу местного божьего человека Матвея
болящего и на деньги, им собранные.
Старики, любившие выпить, разражались иногда укоризненной речью, мол:
"Болящего паразита чтут, а Паньку не чтут. А денежки на этот вонючий придел
они вдвоем собирали".
Ни Матвей, родившийся от побирушки, ни Панька, как говорили особо
ехидные старухи, родившийся от козла и волчицы, постоянного жилья не имели.
Подойдя к деревне, садились они на пригорок и ждали прохожего, чтобы
тот, увидев их, предупредил деревенских недотеп - мол, идут к ним болящий
Матвей с Панькой и что подобает встретить их по заведенному чину.
Матвей надевал чистую рубаху, расчесывал волосы на прямой пробор. Он
вступал в село первым. За ним шел широченный, высоченный нечесаный Панька.
Разбойничья его внешность оттеняла Матвееве слюдяное благообразие.
У первой избы хозяин, но чаще хозяйка подносили им на блюдце стопку.