"Радий Погодин. Одинокая на ветру" - читать интересную книгу автора

прислушалась. Стучало ее напуганное натревоженное сердце. Фотокарточка
лежала у ее ног. Анна разгладила ее шершавой, будто хлебная корка, ладонью.
На карточке стоял мужчина, невысокий, но статный, в жилетке - стало быть,
сам Пашка. Женщина в пышной юбке прижалась к нему плечом, стало быть - жена,
невестка. У женщины на руках ребенок. Старуха в черном платке.
- Сватья. Ишь ты. Как же я с тобой разговаривать буду?..
Возле старухи, скорбной и чинной, как все крестьянки на фотокарточках,
жались друг к другу мальчик и девочка, должно быть, погодки. Девочка
чернобровая, с красивым нерусским лицом. Мальчишка наставил на фотоаппарат
крутой выпирающий лоб, стиснул толстые губы.
- Ишь ты, внучата, - прошептала Анна. Голова ее опустилась на грудь,
пальцы разжались. Глаза ее ослепила белая Пашкина майка, и на ней значок на
цепочке. И цепочка та сшита шелковой ниткой - Анна сама сшивала ее тонкой
иглой, еле нашла такую.
- Сшитая была цепочка... - прошептала Анна. - Белой шелковой
ниточкой...
Дочка Лизка, сын Алешка встретили известие шумно и по молодости
бесповоротно. Поторопились позвать зоотехника, который за Лизкой
пристреливал, чтобы снял всю их семью на фоне цветов. Зоотехник ознакомился
с письмом и решил, что одной фотокарточки мало. Поскольку Пашка вырастал до
восьми лет в советском колхозе, зоотехник решил отразить для него, а также и
для его коста-риканских соседей все колхозные новостройки, и колхозное
стадо, и яблони, и обрыв к реке, откуда широким простором открываются
русские дали.
Зоотехник ушел искать точки для съемок и Лизку с собой увел. Алешка же
сочинил письмо своему заграничному брату и, не доверяя себе, побежал
показать директору школы - а ну как вкралась ошибка.
Анна затаилась - ушла к корове и сидела возле нее. Быстрая радость
ребят показалась ей вроде измены. Случалось, они бросали ее в болезни,
убегая по своим хлопотливым делам. Она не обижалась - воротятся. И они
возвращались, неся в глазах ребячью вину, и раскаяние, и любовь. Сейчас
захлестнула Анну обида непонятно на что, но почувствовала она себя
брошенной, одинокой и старой.
Разыскал ее возле коровы Алешка.
- Ну что ж ты? Еще не переоделась.
Анна глянула на него пусто.
- Иди, иди - бегай...
- Солнце уйдет, так и не снимемся.
Анна прижалась к теплому коровьему брюху - у коровы болела нога, и в
поле ее не гоняли.
Алешка потоптался на досках, стараясь не обмарать ботинки в навозе.
Пробормотал:
- Все могло получиться. Мало ли белых маек.
- Значок-то...
- Мало ли всяких значков.
- Такой был один. На цепочках...
- Мало ли. Может, дал кому поносить. Пацаны всегда просят значок
поносить.
Корова ступила на больную ногу, дернула шкурой и замычала.
- Радовалась бы, - с укором сказал Алешка.