"Радий Погодин. Гуси-лебеди" - читать интересную книгу автора

пыли. Что это? Это научная, как говорится, фантастика. Третий некто
завладевает кувалдой и грохает по третьему кирпичу. Осколки брызжут по
сторонам. Сверкающие, не кирпичные - изумрудные. Чистой воды. Каждый поболе
желудя. Это, конечно, сказка.
Но - парадокс! - несмотря на волшбу, ведовство, чародейство, сказка
похожа на икону...
В том смысле, что в сказке, как и в иконе, больше "нельзя" чем "можно".
Сказка, прежде всего, канон и запреты. В сказке на яблоне могут расти
золотые яблоки, но ни в коем случае не орехи. И не какие-нибудь разноцветные
шелковые ленты и одеколоны. Груши в сказке растут на груше. Волшебные на
волшебной. А ленты и одеколоны на галантерейном дереве. Принцессы рождаются
у королей, пастушки у пастухов.
Можно ли начать сказку так: "У одного булочника родился принц..."?
Сказочные правила гласят - никакой путаницы! Нарушение канона - это
сказкоподобие. Это уже другой вид литературы, может быть, даже фантастика.
Очень важное для сказочных жанров правило - а жанров в сказке столько
же, сколько и во всей прочей литературе - бесплодие волшебной палочки.
Волшебная палочка может все, кроме самовоспроизводства. С помощью одной
волшебной палочки нельзя получить их целый пучок. Это кошмар -
самовоспроизводство волшебных палочек.
Самовоспроизводство волшебных средств дело утопии или фантастики.
Фантастика может тиражировать лампы Аладдина и печати Соломона, чтобы
рассмотреть, что из этого получится.
Мы уже имели - всему населению по волшебной лампе. Мы уже были
ослеплены этим светом.
Впрочем, у фантастики и у сказки есть общее "нельзя". Нельзя вводить в
сюжет личность Бога. Сказка от этого просто-напросто перестанет быть, а
фантастика становится стыдной. Именно эта особенность, на мой взгляд, ставит
и фантастику, и сказку на ступень "низких жанров", что, впрочем, не делает
их ни менее увлекательными, ни менее трудными для сочинения.
Один мой товарищ пожелал заняться критикой с позиции абсолютной
честности и нелицеприятности. И набрел он на этом своем крестоносном пути на
мою сказку "Маков цвет". И написал критику. Где утверждал горячо, с
искренней убежденностью, что мой герой должен был идти учиться красоте не в
отдаленные века, когда возникали ремесла и искусства, не в дальние страны,
где они возникали, но в древний Новгород к иконописцам - создателям
национальной эстетической концепции. Мой добрый критик не понимал одного,
что древний изограф писал не иконы, но лики. Лик - даже не портрет с
натуры - это подлинное лицо Благодати, некая ее ипостась, способная к
диалогу, подаренная Богом изографу за его благочестие и смирение. На икону
не смотрят, с ней разговаривают - открывают ей душу.
Чтобы такой лик написать, нужен был не столько талант живописца,
сколько безупречная жаркая вера - способность погружаться в ожидание Бога
всей дуъой, но не как в освежающую воду, а как в расщепляющий тебя свет.
Христос в такой ситуации становится главной реальностью бытия, и сказка
превращается в апокриф. Не сладить и сонму волшебников с Благодатью, даже с
ее ликом.
Так что оно такое, сказка - само слово?
С - приставка, означающая - откуда, с чего. В данном случае с устного:
казать - говорить. Но казать - это и показывать. Стало быть - с глаза, с