"Радий Погодин. Рассказы о Ваське Егорове" - читать интересную книгу автора

листика. Время на барахолке состояло из ощущения риска и близости удачи. Но
где-то вдруг прорывались слезы. Барахолка поворачивалась навстречу
обиженному, охотно жалела его и корила за ротозейство. И затихала и
отворачивалась от вдруг разыгравшейся драки. Начинал драку обманутый бывший
солдат. Обманщиком оказывался другой бывший солдат. Драка прекращалась,
когда из толпы третий бывший солдат бил обманутого по голове костылем или
велосипедной цепью. Обманутый грозил возмездием завтрашнего правосудия, где
отводил для себя роль судьи, или кричал, вспоминая свое оружие: "Вас бы,
мразь, от бедра - не целясь! Длинной очередью!"
Милиция? Милиция, конечно, была, да не всякий раз поспевала.
Васька надел кольцо на мизинец.
- Бирюза, - говорил он. - Бирюза.
Жучки, карманники, перекупщики, фармазонщики закручивались вокруг
Васьки в спираль, требовали кольцо снять, чтобы разглядеть пробу. Даже сами
это сделать пытались. Васька держал кулак сжатым и ухмылялся. И ему в лицо -
впрочем, довольно скучно - кричали:
- Гад, хочешь медяшку вместо рыжевья всучить! Лопухов нашел, да?
- Не навязываю, - говорил Васька.
Жулье расступилось, когда подошел невысокий и, видать, некрепкий
физически золотушник. Он и взял кольцо. Назначил цену, едва глянув, и Васька
понял - цена настоящая, больше ему нигде не дадут, пусть даже он пойдет на
Садовую, за ресторан "Метрополь", где у золотоскупки прохаживаются, как бы
гуляя, зубные протезисты, одетые в ратин, выдровые воротники шалью и
пыжиковые невесомые шапки.
Башмаки Васька купил сразу - американские, какие хотел, новехонькие, на
спиртовой подошве. Ухватил их за связанные узлом шнурки и тут же боковым
зрением заметил пацана, нацелившегося его обновку "сдернуть". На бегу чуть
принырнуть и сдернуть: все, что несут в беззаботных руках, нужно дергать -
вниз, резко. Васькин локоть пошел пацану в лицо. Удар получился хрустящим.
Пацан распрямился, как для прыжка, упал на заплеванный снег, перекатился на
спину, замолотил ногами, обороняясь. Закричал. И тут же из толпы полезли
малолетки от десяти до пятнадцати. Толпа повернулась к Ваське спиной,
образовав круг, а в кругу этом, глаза как прыщи, кружились мальчишки. Они
ожидали какого-то сигнала, может быть ошибки в Васькином поведении.
Поблескивали ножи, заточки, кастеты. У одного, кривоногого, большеротого, с
лицом, покрытым простудными лишаями, была широкая бритва "Золинген".
Васька улыбался, готовый перекрестить кого посмелее новыми башмаками
поперек спины. А они кружились, завораживая его жестокостью глаз. Бездушные
и бесстрашные, как мелкие острозубые собаки, они были исполнены решимости и
лишены любопытства. И Васька осознал вдруг, что он безоружен и неподвижен,
что никого из них он пришибить не сможет, поскольку перед ним дети. Они же
пришьют его, не затуманив души сомнением, лишь скривив рот и высунув язык от
старательности.
Васька ощутил, как заточенный напильник входит ему в живот. Он напрягся
до синевы. Голову стянуло обручем. Кровь отлила, и перед глазами возникло
множество железнодорожных путей - маневровая горка и надвигающийся на него
черный вагон. Васька бежит, петляет, но стрелки, лязгая, направляют вагон
вслед за ним. Вагон надвигается. Заслоняет небо. Хрустят под ногами куски
антрацита.
Ваську выгнул незримый удар в поясницу. Рот его скривился. Пальцы