"Владимир Покровский. Танцы мужчин" - читать интересную книгу автора

посмеет войти к нему во двор и, потоптавшись у калитки, торопливо уйдет (а
Дайра будет следить за ним из полувыключенного окна музыкальной), в
небольшом букете красных цветов (это особенно! Никто из знакомых Дайры
никогда не грешил и не будет грешить пристрастием к букетам), анонимно
переданным в больницу, где, уже к старости, Дайра будет менять вдруг
ставшие хрупкими кости; иногда в совсем уже мелочи, в слове, оброненном
невпопад, - везде будет усматривать он присутствие сына.
Память услужливо исказит воспоминание об утреннем разговоре на кухне,
переставит акценты, вставит несказанные слова, и все для того только,
чтобы всю жизнь мучиться Дайре ненужным вопросом - почему, черт возьми,
мальчишке надо было бежать от него, почему не подает он вестей о себе?
Дайра никогда не сменит адреса, он снимет с дома замки, а уезжая надолго
из дому, будет оставлять сыну записку.
То ему будет казаться, что Мальбейер соврал тогда на летном поле, то,
вспоминая его искренние, напуганные глаза, он будет говорить себе, что это
был тот самый раз, когда Мальбейер не врал. Время от времени Мальбейер
будет приходить к нему в гости, обставляя свои визиты ненужной
таинственностью, сидеть в музыкальной, изображать из себя страстного
поклонника нарко, но никогда ни словом не обмолвятся они о мальчишке.
Дайра будет считать, что Мальбейер молчит из садизма, может быть,
неосознанного, а сам никогда о судьбе сына не спросит, хотя и будет
готовиться к этому каждый раз, репетировать, примерять различные
выражения.
А в тот день он прямо с аэродрома приехал с Ниорданом к себе домой,
никто не встретил их, я так и знал, сказал тогда себе Дайра, а Френеми
куда-то исчез, и это немного беспокоило Ниордана. Они прошли в музыкальную
и сели в кресла друг против друга, и Дайра подумал, он же настоящий псих,
этот самый "самый надежный скаф", псих на сто процентов. Когда стемнело,
снаружи раздались крики и выстрелы. Ниордан повернул голову к двери, а
немного спустя в музыкальную ворвался Сентаури. Он сказал, я только что
убил Хаяни, я думал, он сбежал от них, а он оказался совершенно здоров. У
него, мне сказали, иммунитет. Я все-таки прикончил его, вот комедия-то! На
этот раз Сентаури совсем не обиделся, что они не отреагировали, ему было
не до того - он был занят саморазоблачением, и это выходило у него так
скучно, и длилось все это так отвратительно долго, что Дайра сказал ему,
ты просто дурак. И опять Сентаури не обиделся.
Появился Мальбейер, а вслед за ним вошел Френеми, но руки у Френеми
были связаны, и позади стоял имперский конвой.
Никто не удивился приходу Мальбейера. С его появлением все словно
ожили, или, чтобы точнее, гальванизировались. Моментально Дайра ощутил в
себе массу информации, которую необходимо было сообщить Мальбейеру: и о
смерти Хаяни со всеми известными подробностями, и о том, что Сентаури
вовсе не претендовал на высокий пост, и о том, что он вообще собирается
уходить из скафов, и о том, что сына в доме не оказалось, а следовательно,
Мальбейер врал, когда говорил, что есть надежда; нужно было особенно
сделать упор на разъяснении этого "следовательно"; нужно было также
расспросить его, насколько верна информация о том, что все дети на триста
пятом идентифицированы, нужно было получить разъяснения по поводу
вакансии. Нужно было, плюс ко всему, указать Мальбейеру на дверь. Впрочем,
он не ушел бы в любом случае, ему тоже было что сообщить. Все заговорили