"Владимир Покровский. Танцы мужчин" - читать интересную книгу автора

одновременно, каждый пытался говорить как можно громче, чтобы именно его
было слышно, один только Ниордан презрительно молчал, вслушиваясь в лепет
предателя Френеми, основного вдохновителя всех раскрытых им когда-либо
заговоров...
Дайра сказал Мальбейеру, я не понимаю, зачем вам нужно было, чтобы
именно я сбил этот атмосферник, а Мальбейер ответил, что это неправда, что
на самом деле он вовсе и не хотел стрельбы, как раз наоборот, он надеялся,
что Дайра откажется, и тогда пришлось бы взяться за дело ему самому,
грандкапитану гвардии СКАФ. Но у него тоже не получилось бы - проистекло
бы огромное количество суеты, ахов, комплиментов и ломания рук, все в
ужасе и отвращении отвернулись бы от него, но атмосферник приземлился бы,
и сотни предсудорожных импатов рассыпались бы по людным местам, и началась
бы страшная эпидемия, и погибло бы множество народу, и СКАФ значительно
укрепил бы свои позиции, и уже никто не посмел бы с нами бороться, пусть
даже и был бы наш путь усыпан проклятиями, потому что скафы - это раса,
это каста, это качественно отличные от людей существа, более
жизнеспособные и, в силу своего аскетизма, с большими, чем у обычных
людей, возможностями, это - профессионалы, на что Сентаури с необычным
жаром возразил, что профессионал не может быть скафом, что настоящими
скафами становятся только пиджаки, а от пиджаков ничего хорошего ждать не
приходится, и Мальбейер тонко усмехнулся. Дайра тоже не остался в стороне
от дискуссии, он сказал, что скаф - это мертвец с автоматом, только
мертвец способен на то, что требуется от скафа, и поэтому раса скафов,
если даже она и есть, не имеет будущего. Разумеется, это не относится к
институту СКАФ, это образование бюрократическое, долговременное, очень
живучее, но никакого отношения к функциям скафов, к их морали оно не
имеет. Мальбейер, сладко покачав головой, ринулся в спор, а в это время
Френеми перестал каяться, он уже бросал Ниордану тяжелые, больные слова, и
глаза Ниордана щурились еще больше, и лицо его выражало нечеловеческую
жестокость. Для Сентаури Мальбейер превратился в двух человек: один ходил
между кресел, в которых расположились скафы, страстно жестикулировал и с
обычной витиеватостью говорил невероятные вещи, а другой склонился над
Сентаури и, упершись ладонями в подлокотники кресла, молча и пристально
вглядывался ему в лицо. Это очень мешало.
Потом Ниордан сказал:
- Предатель. Казнить его сейчас же, немедленно. Он хотел ненависти.
Пусть он ее получает.
И закрыл руками лицо.
Все смолкли. Мальбейер, который после этих слов почувствовал себя
крайне неловко, скроил невинную мину и замолчал наконец-то, сел в
ближайшее кресло. Дайра вымученно улыбнулся и сказал:
- И этот тоже против меня. Не думал.
- Я никого не продавал. Неправда, - пробормотал Сентаури. - Я все
честно. Это не предательство. Я не из-за вакансии. Я и не знал о ней
ничего. Неправда это. Псих. Что он понимает.
Первый раз за все время Ниордана в глаза назвали сумасшедшим. И ничего
не произошло. Он просто не слышал.