"Владимир Покровский. Парикмахерские ребята (Авт.сб. "Планета отложенной смерти")" - читать интересную книгу автора

поиздеваться над Кхолле Кхокком. Он разбудил перчатку и стал ее мучить. Я
не буду говорить о том, как он ее мучил, я терпеть не могу Беппию, даже
сейчас, когда от него только память недобрая остается. Да и не
расспрашивал я, что именно он с ней вытворял.
- Перестань, - сказал ему Кхолле Кхокк. - Убей сразу.
Он не верил своим глазам. Ни один куафер, даже Каспар, не в состоянии
мучить зверя - так он считал, так его учили. У Кхолле были свои
завихрения, иллюзии у него были. Но Каспар и не думал переставать. Он
мучил перчатку, а та дико пищала, а он что-то там такое над ней вытворял и
при этом на Кхолле поглядывал.
Тогда Кхолле Кхокк вырвал у него нож и одним махом отсек бедной
зверушке голову. Голова откатилась. После этого Беппия и Кхолле Кхокк
подрались и друг друга хорошо потрепали, потому что добрый наш Кхолле
Кхокк великолепно умеет драться.
Они вернулись в лагерь по одному, и с тех пор вместе их уже не видел
никто. После чего Каспар Беппия потерял последнего товарища, а Кхолле
Кхокк заполучил первого в своей жизни врага.
Кхолле Кхокк не знал, как себя с врагами вести. Как только Каспар
оказывался поблизости, Кхолле Кхокк уже не мог оторвать от него глаз, и
челюсть его подрагивала. При этом выглядел так, будто он королева, которую
фрейлины застали у замочной скважины. Каспар, тот, наоборот, чувствовал
себя очень хорошо, потому что давно привык к ненависти и даже считал, что
она, ненависть, - часть атмосферы, окружающей любого "настоящего мужчину".
У него тоже были свои иллюзии. А теперь появилась еще одна радость -
издеваться над Кхолле Кхокком, потому что тот эти издевательства переживал
страшно, а ответить словно бы и стеснялся, черт его знает почему. А Каспар
над ним даже и не издевался, а скорее подначивал, но и все-таки издевался,
пожалуй, только осторожно, умно, не переходя грани, после которой Кхолле
Кхокк не выдержал бы и вспылил, и устроил, например, драку, что, наверное,
было не в интересах Каспара.
Этот парень, Беппия, - не перестаю на него удивляться. Я таких не
встречал, хотя, казалось бы, кого только на свете не видел. Он каждый раз
делал все, чтобы не только другим, но и себе плохо было. Он все время
ходил на грани списания. Пусть он хоть трижды профессионал, не пойму,
зачем он к нам пришел: мы не святые, конечно, но подонков среди нас мало,
они с нами не уживаются. А этот - он словно гордился тем, что подонок! Он,
по-моему, просто гадкий мальчишка, которого и дома, и на улице лупят,
гадкий мальчишка, несмотря на свои двадцать семь лет. Он и к нашему Кхолле
приставал так, словно вызывал всех нас: "В конце концов, отлупите же вы
меня! Не видите разве, какой я гадкий мальчишка?"
Так продолжалось долго, до самой почти прочистки, пока однажды к нему
не подошел Лимиччи и не сказал:
- Еще раз заденешь при мне малыша, ребра повыдергиваю.
Лимиччи хотел сказать это шепотом, чтобы Кхолле не слышал, но получился
обычный рев. Каспар моментально сжался, как загнанный в угол кот-сис,
встопорщил усики.
- Может, прямо сейчас и начнешь выдергивать?
- Могу и сейчас, - обиделся Лимиччи и выкинул Каспара за дверь. Тот
пролетел добрых три метра и шлепнулся в вонючую галлинскую лужу (все лужи
на Галлине были вонючие).