"Владимир Покровский. Парикмахерские ребята (Авт.сб. "Планета отложенной смерти")" - читать интересную книгу автора

Лимиччи подошел к нему и спросил:
- Так начинать?
Каспар, вскочивший с земли моментально и моментально вставший в
позицию, боя все же не принял. Он пробормотал невнятную угрозу и ушел,
озираясь.
Когда Федер узнал об этом, то не стал разбираться, кто прав, кто
виноват и кто первый начал, а просто вызвал к себе Каспара и при Лимиччи
заявил, что это последний пробор, на котором Каспар имеет счастье
показывать свои необыкновенные куаферские таланты, что хватит уже и что
ему глубоко наплевать на рекомендации Центрального интеллектора, а то эти
интеллекторы умничают уж больно, такого иногда нарекомендуют - не
отмоешься.
А Каспар почесал свои бледные усики, глазками голубенькими похлопал и
сказал, уходя:
- Опять пробовать. Надоело, честное слово!
Мы никто не понял этой фразы, и никто не спросил, что, собственно, она
должна означать. Но вообще интересно: даже такой законченный подонок и тот
со своими странностями.
Я и понятия не имею, удастся ли мне когда-нибудь досказать то, что я
досказать собираюсь, да и нужно ли мне это вообще - досказывать. В
рассказчики особые я до сих пор не метил, да и не вышел бы из меня
рассказчик - начну про одно, оттуда на другое перескочу и все на месте
стою. Я про Кхолле Кхокка рассказывал, думал, получится не больше как
минуты на три, задерживаться на нем не хотел, а только собирался как
пример привести: вот, мол, уж какой добряк и всепрощала этот наш Кхолле
был, а ведь и то раскусил сразу дружка моего, тогда еще будущего, Симона
дю-А. Он, еще когда мы в "Биохимии" длинным рядом сидели, сказал мне про
нового математика, что с ним толкового пробора не выйдет, что хлопотно нам
будет с дю-А. Что какой-то он _ненадежный_. И я согласился, с огромной
готовностью согласился, поспешно и даже как бы угодливо: мол, ну и типчик
этот дю-А. Но думаю, уже тогда засело во мне наше сходство. Я сразу забыл
про грубость, с которой отбрил меня мой как бы близнец.
Он всех нас донимал, этот дю-А. Хотя бы начать с того, что держал нас
на расстоянии, сторонился - вы, мол, одно, а я - совершенно
противоположное. Он показал себя уже на первой фазе пробора, самой,
пожалуй, хлопотной, когда все раздражены, когда все из рук вон, когда на
каждом шагу неожиданные проблемы, которые не только не решаются (не всегда
решаются - так точнее), но которые даже и решать ни у кого никакой охоты
не возникает. Когда половина людей болтается практически без дела -
"вживается", - а в действительности с утра до ночи на побегушках, на самой
иногда грязной, подсобной работе; когда вторая половина - специалисты -
загружены так, что уже и понимать перестают, чем заняты и что надо бы
сделать в первую очередь - носятся по лагерю, ругаются, скандалят
безбожно, клянутся поминутно, что уж на этот раз абсолютно точно ничего из
пробора не выйдет, потому что такой бестолковщины, как на этот раз, никто,
никогда, ни при каких обстоятельствах не встречал, что человечество вообще
вымерло бы, встреться оно хоть раз с такой бестолковщиной - одним словом,
когда начинается вселенская, то есть всеобщая, самая обычная, самая
нормальная, и даже любимая кое-кем, проборная суматоха. Некоторые, я знаю,
даже и нарочно немножечко играли в нее, даже когда и повода особенного не