"Владимир Покровский. Тычяча тяжких" - читать интересную книгу автора

меры!
Тотчас же всем секураторам были разосланы наистрожайшие директивы
изловить преступника и уничтожить на месте при попытке к бегству. Всем
горожанам категорически предписывалось принять участие в поимке злодея. Икс
объявлен был вне закона и подлежал истреблению.
Назначены были награды, а также премии - одна первая, три вторых и
десять третьих. Назначение поощрительных премий не одобрил папа Зануда,
также в расследовании принявший участие. Похороны павших на боевом посту
назначены были на завтра, предполагался небольшой митинг.
Члены организации волновались.
- Это как же? - роптали они. - Это вроде как на нас охота? Мы вместо
него порядок поддерживаем, а он в нас стреляет. Ничего себе! Да чтобы я еще
хоть раз на дежурство вышел!
Попахивало забастовкой и массовым принятием мер. До поздней ночи Папа
Зануда и Живоглот бешено носились на своих бронированных машинах по всему
городу, убеждая, угрожая, призывая, обещая все, что угодно и по какой
угодно цене. Тайный список лиц, к которым следовало принять меры сразу
после Нового года, чудовищно разбух - некоторых пришлось простить,
некоторых "перенести" на следующий квартал.
Всем секураторам были срочно розданы пуленепробиваемые жилеты и
сапоги, снабдили и армейскими шлемами. Добавили вооружения. Охранники
порядка щеголяли теперь, с ног до головы увешанные пистолетами, автоматами,
изящными будуарными бомбами и устрашающего вида кинжалами, реквизированными
у местного антиквара; некоторые таскали с собой палицы и базуки. Забастовка
кончилась не начавшись.
Где-то уже под утро все успокоились. Папа Зануда и Живоглот сидели в
уютной бункерной, пили легкое вино, поглядывали время от времени на экран
контроль-интеллектора и обсуждали завтрашние мероприятия.
- Ты творишь чудеса, мой мальчик, - сказал Папа. - Я никогда не думал,
что можно столько дней держать целый город на нулевой норме. Если бы не
этот проклятый Икс! Я тебе предрекаю большое будущее.
- Спасибо тебе, Папа, - отвечал Живоглот. - Мир еще не узнал, на что я
способен.
Папа почему-то поморщился.
- Я тебе предрекаю большое будущее, - повторил он. - Завтра, на
прощании с павшими, ты произнесешь речь, какой еще никто здесь не
произносил. Я знаю, ты сможешь. Тебя будут качать на руках, мой мальчик. Я
позабочусь.
- Нет, Папа, - голос Живоглота был мягок, но тверд. - Я не произнесу
завтра никакой речи. Завтрашний день - твой. Ты настоящий хозяин города, и
никто, кроме тебя, не может выступить завтра. Город должен видеть тебя. Что
я? Я только послушный твой исполнитель.
- Я все-таки думаю, что выступить следует тебе, - подумав, возразил
Папа. - Погибли твои люди, и тебе их провожать.
- Ах, Папа, - на глазах Живоглота блеснула крупная непрошеная слеза. -
Ты так добр ко мне. Но у меня со вчерашнего болит горло, я разрываюсь между
множеством неотложных дел, было бы неправильно - мне выступать завтра перед
народом, все подумают, что ты сдал позиции, что хозяин города я, а не ты,
люди не поймут, люди хотят услышать истинного Хозяина. Было бы неблагородно
с моей стороны выступать завтра. Да и люди-то, в общем, твои. Все