"Владимир Покровский. Жизнь Сурка Или Привет от Рогатого" - читать интересную книгу автора

Первые классы - ну их. Там я держался, как нормальный, ничем не
примечательный вундеркинд, и все сходило. Основное начиналось с четвертого
класса, где дети постепенно становились людьми, которых взрослые таковыми не
признавали. Завязывались отношения, притворяться становилось просто
невыносимо.
Однажды, схлопотав двойку по ботанике, а затем озверев немножко, я
поиздевался над нашим любимым Василь Палычем (Дети, достали свои цытрадки,
открыли и записали!), сообщив по ходу дела, отвечая на вопрос о втором
законе Ньютона, что это частный случай Общей теории относительности, да и
вообще Абдус Салам (тогда этот физик в Советском Союзе был известен только
очень ограниченной научной тусовке, я о нем в принципе не мог знать ничего,
мальчишка, ничем к тому времени себя особо не проявивший), доказал, что в
мире не четыре измерения, а одиннадцать, просто семь из них в результате
Большого Взрыва свернулись в очень узенькие спиральки и потому незаметны.
Василь Палыч форменно обалдел, особенно насчет Абдуса Салама,
иронически помолчал и сказал:
- А ты про Эйнштейна откуда знаешь, фантазист?
- Читал! - гордо ответил я.
- И рассказать можешь? - ехидно поинтересовался Василь Палыч.
- Аск! - еще более гордо заявил я.
Дело в том, что незадолго до своей предыдущей смерти я решил в
очередной раз проверить свою сообразительность (она явно увядала) и
самостоятельно провести мысленный эксперимент Эйнштейна с поездом и
наблюдателем, где он доказывал, что с увеличением скорости время у человека
на поезде замедляется. Ни хрена у меня не получилось, сообразительность
оказалась уже не та, я, в конце концов, сдался и прочитал ответ в Интернете.
Я все хорошо помнил.
Я вскочил и с готовностью побежал к доске.
- Ну, значитца, так, - сказал я. - Эйнштейн ввел постулат, о нем еще
Ньютон думал. Что скорость света конечна и выше ее ничего не может быть. Еще
был у него постулат об инвариантности, но это неважно. Он тогда подумал. Вот
поезд длиной миллион километров и высотой... ну, я не знаю... сто тысяч
километров.
Ребята стали хихикать.
- Ну-ну, - сказал Василь Палыч. Он к тому времени был заслуженным
учителем РСФСР, любил физику и неплохо относился ко мне, потому что я к
физике тоже относился неотрицательно.
- Вот, - сказал я. - И едет он со скоростью...
- Сто миллионов километров в секунду! - гаркнул Грузин, Женька
Грузинский, долговязый второгодник, хулиган и полный тупица, с которым у
меня и в первой жизни и во всех последующих отношения никак не складывались.
Честно говоря, я и не рвался.
Класс захохотал (немного подобострастно, как мне показалось). Я
понимающе переглянулся с Василь Палычем, сокрушенно вздохнул и скромно
заметил;
- Вот древние римляне, они говорили, что игноранция нон эст аргументум.
В переводе на русский - если человек дурак и неуч, то это навсегда. Надо бы
вам знать, юноша, - милостиво кивнул я остолбеневшему Грузину, - что,
согласно Альберту Эйнштейну, я уж не говорю о подозрениях самого Исаака
Иосифовича Ньютона, скорость материальных тел ни в коем случае не может