"Борис Николаевич Полевой. В конце концов: Нюрнбергские дневники " - читать интересную книгу автора

даже юстиции. - А здесь, видите ли, за нарушение этих окаянных инструкций
карается не только раб, но и надсмотрщик, а рабам отказывается в праве
общения с себе подобными. Их лишали даже того, чем пользуется рабочий скот -
нормальной пищи.
Эх, как мне хотелось, чтобы не в моем воображении, а в действительности
вы попали в этот зал, Мария М. Вы и все те миллионы вам подобных, которым
Красная Армия вернула человеческое достоинство. Чтобы вы посмотрели, как под
тяжестью новых и новых доказательств, ложащихся на стол суда, начинает
дергаться бровь Розенберга, как Заукель, подняв свою дыньку с барьера, с
каким-то испугом смотрит в зал, как застывает в предельном напряжении
обманчиво благородное лицо министра вооружений любимца Гитлера Альберта
Шпеера. Даже Гесс, продолжающий изображать полнейшую отрешенность, как я
заметил, давно уже не перевертывает страницу полицейского романа и
напряженно слушает, хотя наушники лежат перед ним на столе,
Где вы сейчас, Мария? Мне хочется, чтобы вы знали во всех подробностях
о том, что происходит в неведомом вам городе Нюрнберге, и хочется, очень
хочется верить, что в результате процесса вы будете достойно отмщены.
Для корреспонденции все готово. Не дожидаясь конца заседания, бегу в
наши комнаты, и первый репортаж единым духом выливается на бумагу. Пишу,
ломая графит карандаша, не слышу ни подтрунивания коллег над моим мундиром,
ни заманчивых предложений "поленчевать" в судебном ресторане, А потом, без
всякой пользы для дела, болтаюсь по аппаратной, мешая телеграфисткам, Мне
почему-то кажется, что корреспонденция должна обязательно попасть в
завтрашний номер, и по другому аппарату я передаю на имя секретаря редакции
Михаила Сиволобова мою горячую просьбу поставить корреспонденцию завтра.
В заключение этого насыщенного дня мне особенно повезло. Удалось
познакомиться и побеседовать с советским Главным Обвинителем Романом
Андреевичем Руденко. Он, естественно, очень занят и к нам,
братьям-журналистам, как говорят, относится "суровато". Но у меня маленький
козырь. Я передаю ему привет и добрые пожелания от Георгия Димитрова.
Прокурор заинтересовался, присел, пригласил меня сесть, попросил поподробнее
рассказать, что думает Димитров о процессе. Слушал, кивал своей белокурой
головой.
- Правильно. Очень правильно. Ведь впервые с тех пор, как люди воюют,
перед судом предстали не какие-то там мародеры, а преступники, завладевшие
целым государством и сделавшие это большое, сильное и некогда славное
государство послушным орудием своих преступных замыслов.
- А как насчет надежды подсудимых на то, что в ходе процесса победившие
нации перессорятся, процесс скомкается и преступники уйдут от ответа? Здесь
много об этом говорят, да и Георгий Михайлович высказывал опасение.
Прокурор потер свой лоб.
- Это не для печати, конечно, но такая возможность не исключена.
История ведь совершает порой и неожиданные повороты, но если судить по тому,
как процесс идет сейчас, ничего такого пока не предвидится. Вот объективные
показатели. Со дня окончания войны прошло немногим больше шести месяцев.
Ведь так? За это время были разработаны устав и процедура международного
военного трибунала. Ведь верно? Общими усилиями следствие всех четырех
держав собрало и систематизировало основные доказательства обвинения. Верно?
Наконец, налажена и скоординирована деятельность довольно громоздкого и
сложного аппарата, представляющего юстицию всех четырех держав. Не правда