"Борис Николаевич Полевой. В конце концов: Нюрнбергские дневники " - читать интересную книгу автора

Сталинграда, Харькова, Полтавы, понемножечку раздаем свои пфенниги.
Шофер говорит;
- Вы, русские, очень великодушны... Даже странно это видеть после того,
сколько вы пережили из-за нас. А вот янки...
- Вы что же очень не любите американцев? - громко, так, чтобы все
слышали, перебиваю я его. Он пугливо оглядывается на моих спутников.
- Я? Нет, почему же... Я только хотел сказать, что они совсем другие,
чем вы.
Чувствую, как во мне нарастает эта, пока еще безотчетная
настороженность к услужливому человеку, хотя машину он ведет мастерски,
говорит по-русски и так почтителен, что всякий раз, когда нам выходить,
выбегает, чтобы открыть дверцы. Неприязнь становится совершенно отчетливой
после маленького инцидента, происходящего за Северными воротами, где
начинается сохранившаяся часть города. Здесь ходит трамвай. Проезжают редкие
машины. Несколько раз мы встретили громоздкие, древнего образца фаэтоны и
даже карету, которую тащила пара кляч. Когда-то в таких экипажах разъезжали
по старому городу туристы. Теперь, в силу отсутствия бензина, добываемого
немцами пока лишь путями неправедными, эти туристские экипажи возят, так
сказать, всерьез, заменяя автомобили.
Так вот в этом районе на одной из афишных тумб мы увидели плакат, на
котором изображались белокурые, пышногрудые девицы, отплясывающие какие-то
танцы в костюмах праматери Евы. Ночное кабаре! Масса удовольствий! Только
для военнослужащих войск союзников! Мы что-то поострили на тему о том, что
не худо бы организовать сюда экскурсию представителей прессы, а шофер,
слышавший этот разговор и воспринявший, его всерьез, тут же заявил, что
может сегодня же познакомить нас с молоденькими и вполне порядочными
девочками и что сделает это он вполне бескорыстно "из уважения к доблестным
русским офицерам". Стоить это будет недорого, и расчеты можно будет провести
не только в марках, но и продуктами,
- Очень люксусные фрейлен! Шик модерн!
- Где вы этого фрукта откопали? - довольно громко произнес Крушинский.
Ответить я не успел, мы подъезжали к пресс-кемпу. Ссадив спутников, я
приказал везти меня во Дворец юстиции. Нужно было отвезти на телеграф
написанный еще вчера очерк. Когда мы остались одни, шофер спросил, доволен
ли я его ездой.
Да, вы неплохо водите машину.
И тут он вдруг разоткровенничался;
- Герр оберст, я ненавижу американцев. Они вульгарны, они
необразованные, грубые люди. От них нас, европейцев, тошнит. Русские совсем
другое дело. Мне вы очень понравились, и я могу быть вам полезен. Я хорошо
знаю город, у меня здесь много друзей, очень серьезных деловых людей. Могу
вас с ними познакомить.
Это было уже явный перебор. Двадцать два, как говорят, карточные
игроки, и я довольно бесцеремонно перебил его, забыв, что уже спрашивал об
этом:
- Откуда вы так хорошо знаете русский язык?
- Я ведь вам говорил, я из Прибалтики. Фольксдейч, - ответил он
несколько смущенно. - Там жило много русских - прекрасных людей. Я с ними
дружил. Но пусть герр оберст не думает, что я воевал против России. Я был в
батальонах Тодта - строил дороги, укрепления, аэродромы. Могу поклясться на