"Борис Николаевич Полевой. В конце концов: Нюрнбергские дневники " - читать интересную книгу автора

проутюжили этот город своими ковровыми налетами, что он представляет сейчас
руины. Да еще помню старую баварскую легенду о нюрнбергском мальчике по
имени Каспар Гаузер, которую Якоб Вассерман превратил в интересный роман о
чистейшем существе, выросшем без людей, которое, вернувшись в современный
человеческий мир, постепенно заражается всеми его сквернами. Но тот
нюрнбергский мальчик мне для корреспонденции вряд ли пригодится. Слишком уж
показали нюрнбергские "мальчики" свои качества в первой половине двадцатого
века.
Негустые, очень негустые познания. А ведь там придется соревноваться с
западными журналистскими асами, которые, как мы теперь уже хорошо знаем,
большие мастера своего ремесла. А главное, процесс-то уж идет, Наши ребята
освоились с ним, вошли, как говорится, в форму, пишут, и здорово пишут.
Мой старый фронтовой друг, правдист, капитан первого ранга Иван Золин
встречает на военном аэродроме Шонефельд, где стоят наши самолеты и, вручив
мне соответствующие бумаги и пропуска, везет на аэродром Темпельгоф, что в
самом Берлине. Там пересаживаюсь в американский самолет и еще засветло
вылезаю на выложенный алюминиевыми полосками нюрнбергский аэродром. И тут
приятный сюрприз. К самолету движется группа мужчин, почти все они в нашей
военной форме. Из советских прилетел я один. Неужели это меня встречают?..
Ну - да. Вон старый друг капитан Крушинский - боевой корреспондент
"Комсомольской правды", всегда оказывавшийся на самом горячем участке фронта
в самое горячее время. Вон маленький, в складной шинельке и фуражке домиком
подполковник Юрий Корольков. В черной флотской форме капитан второго ранга
Ланин из "Военно-Морского флота" и красавец подполковник Павел Трояновский
из "Красной звезды", всегда пользовавшийся гигантским успехом у девушек
военного телеграфа и потому умевший опережать нас с передачей очерков. Пыхтя
и улыбаясь во все свое широкое, добродушное лицо, издали раскрыв свои
объятья, идет майор Тараданкин. И среди них единственный штатский милейший
Михаил Семенович Гус - смуглый человек с курчавой головой, пушкинскими
баками и мефистофельской улыбкой... Чудесный народ! Отличные боевые
публицисты, репортеры-снайперы, с которыми нужно держать ухо востро. Только
заглядись и вгонят здоровенный, как говорят журналисты, "фитиль". Иные из
них известны в журналистском мире как мастера шуток, соленых розыгрышей.
Поэтому я смущенно запахиваю шинель, чтобы не было видно мундирного густого
золотого шитья.
- Спасибо, ребята, мне просто неловко... такая встреча.
- А мы не вас, мы свои посылки, встречаем, - с ходу атакует Крушинский.
В самом деле, по особому, с военных лет существующему среди
корреспондентов закону моя жена перед отъездом обзванивала их семьи, и я
привез целый мешок с гостинцами и письмами.
- Ну зачем так прямо - посылки. Нет, немножко все-таки и тебя
встречаем, - сглаживает остроту Юрий Корольков.
Выполнив наскоро роль деда-мороза, торопливо раздаю посылки и письма.
Движемся с аэродрома. Меня засовывают в роскошный "хорьх", который Сергей
Крушинский выпросил по такому случаю у кого-то из судейских. Рядом - мой
старый фронтовой друг художник Жуков. Зовут его Николай Николаевич, но за
семь дней, проведенных среди здешних корреспондентов, он обрел вполне
западное прозвище: "Кока Кола". Я не знаю другого человека, умеющего, как
он, мгновенно увлечься какой-нибудь натурой. Вот и сейчас в машине он уже
достал кожаную папочку, раскрыл ее и, щуря свои маленькие зоркие глазки,