"Борис Полевой. До Берлина - 896 километров " - читать интересную книгу автора

ожидании поезда, а потом бросают сверху в тендер паровоза мину с
дистанционным взрывателем. Поезд спокойно продолжает идти, и через несколько
минут или часов в отдалении от виадука раздается взрыв и все летит под
откос.
- Ловко, а? - говорит Крушинский, в узких его глазах задор. - А однажды
в гостинице Жингор сам застрелил командира немецкого карательного отряда.
Застрелил и сам же поднял по этому поводу шум, помогал искать
злоумышленников и даже навел немцев на след одного предателя-словака,
которого те и схватили. - Подумав, Крушинскии оговаривается: - Не знаю,
может быть, тут есть и плоды фантазии. Может быть... Такие люди порядочные
фантазеры, но два-три факта, которые я проверял, действительно были. А вот
командование он не очень признает, говорит: "Я тот кот, который ходит сам по
себе". Любопытнейший парень. А вы знаете, кто его идеал? Нипочем не
догадаетесь.
- Ну и кто же?
- Дубровский. Да, да, пушкинский Владимир Дубровский. Что, плохой,
скажете, материал?
- Вы об этом написали?
- Конечно. И озаглавил: "Дубровский из Низких Татр".
- И отослали?
- Конечно, еще вчера, самолетом. Только, боюсь, забракуют. Не любят у
нас котов, которые ходят сами по себе... Ну черт о ними, я его в свой роман
вставлю.
- В роман? Это новость. Как это?
- Очень просто. Я обязательно напишу роман об этом восстании. Я уже и
заглавие придумал. Знаете какое? "Горный поток"... Как, ничего заглавие?..
Не сейчас, не сейчас, конечно. Какие сейчас романы. А как говорил наш
соудруг бравый солдат Швейк: в семь часов после войны. - И встревоженно
спросил: - А как вы, Бе Эн, думаете, доходят все-таки до редакции наши
корреспонденции? Ну хоть что-нибудь туда прорывается?..
В самом деле, доходят ли, печатают ли их?


Парень с Пролетарки

Ведь какой тесной стала планета сейчас, в разгар этой гигантской войны,
сколько людей сорвала она с насиженных мест. Сегодня в Банской-Бистрице
встретил еще одного земляка, точнее говоря, нашего тверяка. Того, о котором
мне говорил Николаев. В этот день я задержался в партизанском велительстве и
так устал в шуме, гаме, в облаках табачного дыма, что решил перед сном
пройтись по улицам.
Осень уже входит в свои права. Зеленые горы, обложившие старый этот
город со всех сторон, изменили окраску. Зеленеют они только наверху, потом
идут багровые тона, а у подножия уже переходят в золото. Каштаны, стоящие
вдоль улиц, испещрили тротуар лапчатыми листами, малейший ветерок стряхивает
с них плоды, и они шлепаются о бетонные плиты тротуара так, что кажется,
будто кто-то сзади бросает в тебя камушки.
Иду, волочу по тротуару свои невероятного размера сапоги старчку
Милана, задумался, и вдруг сзади на чистом русском языке:
- Товарищ подполковник.