"Борис Полевой. До Берлина - 896 километров " - читать интересную книгу автора

Вздрогнул, оглянулся. Советских офицеров в городе по пальцам перечесть,
я их всех знаю, а тут незнакомый голос. Партизанская столица, да еще такая
беспечная, где ночные патрули предпочитают обниматься с девушками или сидеть
в кафе, - место довольно беспокойное. Не останавливаясь, убыстряю шаг.
Незнакомец не отстает, но и не догоняет. Идет сзади. Поравнялись с баром,
откуда на тротуар льется яркий свет и просачиваются звуки скрипки.
Остановился. Меня нагнал невысокий, прочно сложенный человек в форме
старшего сержанта Красной Армии, хорошо сшитой из дорогого габардина. Форма
как форма: погоны, две лычки за ранения. Но вооружен незнакомец крайне
оригинально - немецкий шмайсер висит у него на груди, как саксофон. За пояс,
туго перехватывающий гимнастерку, засунута пара гранат, рукоятка штурмового
ножа торчит из-за голенища.
- Разрешите обратиться, товарищ подполковник? Старший сержант
Константин Горелкин, а ныне командир партизанского отряда. - Он усмехнулся,
обвел свою выставку оружия: - А ныне словацкий повстанец... Вы ведь тот
Борис Полевой, который в "Пролетарской правде" писал?
Признаюсь, я все-таки поосторожничал, произвел маленькую проверочку.
- А в Калинине где вы жили?
- Во дворе Пролетарки. В семидесятой казарме, которую зовут Париж, в
глагольчике!
Глагольчик - так тверские текстильщики зовут закоулки своих общежитии.
Только они. Теперь можно было, не опасаясь, обнять земляка. Должно быть,
человек этот, неизвестной мне судьбы, совсем уже оевропеился, и, когда я
предложил ему присесть на скамейку в сквере, он несколько картинно удивился:
зачем? Показал мне на дверь ресторана "Золотой баран", откуда доносилась
музыка цыганских скрипок.
- О деньгах не беспокойтесь - порядок полный, - И он похлопал себя по
карману гимнастерки.
Вошли. Метрдотель, которого, вероятно, привлекли не только наши погоны,
но и пестрое вооружение Горелкина, - сама услужливость. Отвел нас к
свободному столику рядом с оркестром. Цыгане сейчас же заиграли "Очи черные"
вперемежку с "Катюшей". Посетители, среди которых были и словацкие офицеры,
с интересом поглядывали в нашу сторону. На столе появились склянка
боровички, два бокала пива под шапками пены и еще мясо по-словацки,
оказавшееся попросту вареной говядиной, какой кормили нас по праздникам наши
мамы в благословенном городе Твери. На словацком языке мои земляк объяснялся
неплохо, изредка, правда, ввертывал в свои фразы слова из какого-то другого
славянского языка. Но его понимали. Вот поведанная им одиссея.
На третий месяц войны он был ранен где-то уже за Смоленском. Попал в
плен. В Белостоке, в этапном лагере, пленных рассортировали. Группу, в
которую попал Горелкин, повезли на юго-запад через Польшу, Чехословакию,
Югославию. Среди них был учитель, понимающий немецкую речь, и конвоир
австриец проболтался, что везут их в Грецию на строительство военного порта
в Салониках. Горелкин и два его друга решили бежать и, когда поезд тянулся в
гору, выломали в вагоне доски из пола и выбросились в образовавшийся люк.
Выбрасывались, прижимались к полотну, и поезд проходил над ними. Выяснилось,
что бежали они... в Албании. Решили там не задерживаться и двигаться всеми
способами домой. За границей Югославии наткнулись на партизанский отряд.
Несколько месяцев повоевали в нем, прошли через много тяжелых боев,
отличились: все вроде было хорошо. Но нет, тоска по родине тянула друзей в