"Анна Политковская. Вторая чеченская " - читать интересную книгу автора

В сторонке бомбят Гехи. Увлеченно, неистово, как, наверное, Кенигсберг
во Вторую мировую. И Ваха снова сворачивается.
- Там беженцев из Грозного скопилось - ужас... - говорит он, сбиваясь с
семейной темы, захваченный ритмом этого нарастающего иррационального
бомбометания своих по своим. - Тысячи беженцев, наверное. В предыдущую
бомбежку, на той неделе, больницу разрушили, раненых и больных позабирали...
Куда сейчас новых раненых денут?
Женщины тихо воют, цыкая на детей, чтобы не выли - будто дети не такие
же люди, как они. Хлюпающие звуки, издаваемые орудиями уничтожения,
облепляют нас со всех сторон, не давая передышки мозгу. И хотя с момента
начала вертолетной атаки прошло каких-то полчаса, они уже давно показались
половиной суток, вместивших воспоминания о большей части твоей жизни. Люди
постепенно теряют самообладание, слышны крики сумасшествия, мужчины плачут.
Но не все. Среди нас - подростки, лет по 13-14. Они возбужденно и радостно
обсуждают, какое же это оружие применяется в данный момент. И демонстрируют
основательные знания вопроса - как иначе? Вся их сознательная жизнь прошла в
изучении современного оружейного словаря: войне в Чечне почти десять лет.
Между подростками и нами тихо ползает маленький мальчик, наверное,
шестилетний. Он худенький и грустный. Мальчик не плачет, не кричит, не
хватается за мать, он задумчиво оглядывается вокруг и произносит: "Как
хорошо быть глухим..." С интонациями простыми, спокойными и даже бытовыми.
Как если бы это было: "Как хорошо сыграть в мяч..."
Тут-то нас всех и настигает "Град" - самое страшное, чем на этой войне
насилуют слух и жизнь человека. "Град" - реактивная "Катюша" конца
двадцатого века. "Градовый" залп долго свистит, шипит и вертится. Однако
если ты его уже слышишь, значит, мимо, и смерть хоть и ходила близко, но
сейчас выбрала другого. И ты смеешься... "Град" превращает и тебя в
бесчеловечную тварь, научившуюся радоваться чужому горю.
Черту подводит мальчик, уютно, вопреки обстоятельствам, примостив
голову на кочку травяного кустика, как на подушку:
-Глухие ничего этого не слышат. И поэтому не боятся.
Ваха тихо подтягивает его к себе, обнимает и тянет конфету из кармана
своего черного пиджака.
-Как тебя зовут? - Ваха тихо плачет.
-Шарпуддин, - отвечает мальчик, удивленно наблюдая слезы взрослого
мужчины.
-А еще лучше было бы сейчас, Шарпуддин, стать слепым, немым и глупым. -
Глаза Вахи высохли под взглядом мальчика. - Но мы не такие. И мы все равно
должны выжить.
Минут через пять вертолеты улетают. И "Град" молчит. Налету конец. Люди
начинают разом подниматься, отряхиваться и кое-кто славить Аллаха. Поле
оживает. Женщины бегут искать машины для раненых. Мужчины сносят убитых в
одно место.
...Пройдет ночь и день, и мальчик Шарпуддин, подойдя к взрослым
мужчинам, собирающим Ваху в черный мешок, станет молча им помогать. На него
цыкнут сурово, как на собаку - ради него же самого, - но поможет мать. Она
скажет, что ее сын был последним ребенком, которого Ваха приласкал в своей
жизни. И тогда Шарпуддина допустят.