"Николай Полунин. Дождь" - читать интересную книгу автора

ремнем-поводком связал лапы; ремень с карабином я взял в передней.
Подхватил ее под мышку и стал спускаться, придерживая за загривок. Она
рычала и норовила укусить, но была еще слаба. Сука, очень крупная и почти
черная, по виду ей года полтора-два с половиной, может, чуть больше. Пройдет
несколько месяцев, да что там - недель, и со всех них слетит прирученность,
и одомашненность, и любовь к старшему брату и хозяину - человеку, которую,
подумал я, он выдумал себе сам. А мне нужна собака. Умная, хорошо
выдрессированная собака, привыкшая жить с людьми в одном доме. И нужны щенки
от нее, ибо собачий век короток.
Дождь на улице моросил не переставая, мелкий, скучный. Одиноко мок мой
фургон, голуби, нахохлившись, сидели под карнизами. Я устроил овчарку,
расстелив для нее роскошную шубу, добытую из шкафа в моем новом жилище.
Собака рычала, но кусаться больше не пробовала, видно, сообразила, что я ей
не враг. Я привязал ремень к батарее, поставил в плошке кусок растаявшего
мяса из холодильника, в другую налил воды. Будет она минеральную? Потом
осторожно распутал ей лапы. Выходя, услышал, как она начала шумно лакать.
У парадного остановился, подставил лицо дождю. Псина была тяжелой, да и
вообще я приустал. Начало болеть и дергать в руке, я даже засомневался,
смогу ли продолжить начатое. Но других планов у меня не имелось. Собственно,
все мои планы начинались со слов "через пять дней". Только не нужно сейчас
думать о том, сколь ничтожны мои усилия. О том, что я не смогу, не сделаю,
забуду и не додумаю, куда и к кому не успею. Я сделаю то, что сделаю. Я буду
делать изо всех сил.
Я крепко вытерся рукавом. Свитер на плечах и на спине уже промок. Я
вошел в следующий дом. Странно, рука совсем не мешала. Только первое время,
а потом я про нее забыл. Всадить жало ломика, отжать дверь, ударить
плечом... Было 15.09.
В 23.37 я притащился домой. Я больше не мог. К тому же у меня кончились
свечи, и пришлось брести по улице в кромешной тьме пасмурной ночи, я
спотыкался и шлепал по лужам и потерял ломик. Еле отличил свой собственный
дом, но нужно было переодеться в сухое, и поэтому я сначала пошел в свою
квартиру, в которой знал, где что искать. Из-за темноты все здесь было
по-другому, не как вчера, а, наоборот, домашнее и родное. У порога так и
валялись оброненные мною свечи, я подобрал несколько штук, переоделся при их
раскачивающемся свете. Но мне было холодно, чертовски холодно!
Я бормотал, путаясь в штанинах, и позже, перебегая ко второму подъезду.
Страшно испугался в первый момент, когда в темноте зажглись собачьи глаза -
рубины, золотые на дне, - и послышалось приглушенное рычание.
- Ну, ну, милая, - я даже не обратил внимания, что рычала она скорее
дружелюбно, чем угрожающе. Мне было очень, очень холодно.
У десятка слепленных вместе свечей оказалось достаточно сильное пламя,
чтобы согреть мне вино в эмалированной кружке. Я пил, согревался и
обжигался, но до конца согреться никак не мог. Впрочем, несколько лучше мне
все-таки сделалось. Теперь я услышал равномерное постукивание из того угла,
где была овчарка.
- Ах ты, милая моя, да ты хвостом виляешь. Это ты правильно. Давай
признавай меня, нам с тобой, хочешь не хочешь, - дружиться.
Ну вот, подумал я, собака - друг человека. Привязанный друг человека.
Ах ты...
- Встает вопрос, - я сделал большой глоток, - как мне тебя