"Николай Полунин. Дождь" - читать интересную книгу автора

Встретились три аварии. Перевернутый грузовик занимал половину полосы,
кабиной лежа на газоне; вмявшееся в столб такси; жучок-малолитражка,
беспомощно упертый в придорожное дерево, с тускло светящимися фарами и
работающим мотором. Создавалось впечатление, что это произошло глубокой
ночью, когда жизнь в основном замирает и движение ограничивается. Машины
продолжали ехать, покуда не встречали препятствия - смертельного или
несмертельного для них. Случись то же днем, и трудно вообразить кашу,
которая была бы на улицах. Но, подумал я, существует масса мест, где жизнь
ночью вовсе не замирает, и, следовательно, там сейчас как раз каша, ну да
все равно. И все, подумал я, все - все равно!
И тогда принес мне осенний ветер вкус свободы - того одиночества и
свободы, о каких только мечтать может умученный городом человек. Солнце
будет светить одному мне и тварям земным, попираемым и обрекаемым человеком
на исчезновение, а тут получившим вновь право жить как им хочется, а
значит, естественно и единственно правильно. И я буду жить как они, и когда
умру, прах мой естественным образом перейдет в плоть и нервы их, и тепло
мое согреет их тела, а не умрет в огнеупорных стенах подземной печи
крематория.
Я глубоко-глубоко втянул в себя осенний хрусткий воздух и забрался на
водительское место в пыхтящем жучке. И сразу увидел, что стрелка на панели
прочно уперлась в черту, так что задержись я на полчаса, жучок бы сдох.
Пришлось возвращаться к видневшемуся такси и носить бензин маленькой
цыбарочкой - больше ничего я не сыскал. Вообще, это была удачная мысль - с
машиной. Я осторожно стронул жучка с места, прислушиваясь недоверчиво к его
пыхтению, по все, кажется, было в порядке, если не считать легонько
горбящегося железа правой скулы; фара, и то была цела.
Не видя смысла гнать, я ехал не спеша и глядел по сторонам. Пустота и
тишина были вокруг и во мне, и самый звук движения распадался на
составляющие. Отдельно я слышал стук - изрядный - клапанов и вращение вала,
посвист ветра и шуршание шин на дорожном покрытии. Остался позади жилой
массив, я проезжал промышленную зону. И масштабы здесь были иные, меж
однотипных заборов оставалось немало голой земли, и трава на ней уже
пожелтела и высохла. Земля выглядела совершенно обыкновенно, с мусором,
слякотью, просверками битого стекла, словно ничего не изменилось, и снова я
неизбежно начал подпадать под эту картинку "просто раннего-раннего утра",
но вид заводских корпусов вернул меня к действительности. Они молчали.
Молчали совсем не так, когда за внешним безмолвием, внутри, неслышно
для стороннего уха, но беспрестанно совершается работа. Сейчас молчали
трубы и матовые стекла-стены, молчали рельсы подъездных путей и провода
высоковольтной линии, туши градирен и торчащие несуразными грибами из почвы
выходы каких-то труб, обычно клубившиеся, и стаи черных птиц кружили, как
над полем вчерашней битвы. Циклопический цех автоконвейера горел с одного
конца, испуская кучи дыма, но не было видно никакого движения там. Что-то
грохнуло, треснуло, в окошко ко мне влетел тугой комок ветра, и занялось
ярче, дружнее, выметывая пламя метров на десять. Каша, подумал я, каша.
Она началась. Аварии на дороге, горящие дома, горящие машины,
сгоревшие дома и машины; на реке, прижавшись бортом к быкам моста,
полузатонула баржа с песком. Снова - машины, машины. Их было в общем-то
немного, но они бросались в глаза. Из-за пустынности и еще потому, что я
пока не привык. Поначалу я высматривал следы, какие-либо признаки