"Юрий Михайлович Поляков. За боем бой (Повесть) " - читать интересную книгу автора

возразил Блюхер.
- Озлоблять население мы, Василий Константинович, не будем! -
вмешался вошедший во время разговора Елькин. - У нас есть деньги - все,
что нужно отрядам, купим. А спросить с белой сволочи за пролитую рабочую
кровь, за порубанных товарищей, я считаю, нужно. Казачью Вандею нужно
выжигать каленым железом. Нет у нас права на жалость, потому что за нашу
революцию мы перед мировым пролетариатом в ответе!
- Все не так просто! - возразил главком. - В станицах и бедные казаки
есть, и переселенцы. Им с Дутовым не по дороге, им с нами по пути. Только
объяснить это нужно людям!
- Казакам-фронтовикам тоже с вами... с нами по пути, - добавил
Павлищев.
- Но это не так просто! - покачал головой Зиновьев.
- Что вы предлагаете? - тяжело спросил Блюхер.
- Сначала очистить Оренбуржье от дутовцев и сочувствующих, а потом
уже заниматься воспитанием казачества. Лучше бы, конечно, это делать
одновременно, но едва ли у нас получится... - ответил Зиновьев.
После того разговора собрали совещание командиров, вместе с
оренбургскими комиссарами обсудили план действий. Так что завтра начнется.
Думаю, что в скором времени Александр Ильич Дутов займет тепленькое место
в штабе Николая Николаевича Духонина. Время предстоит горячее - так что к
дневнику, наверное, вернусь не скоро!
Перечитываю написанное и чувствую: теперь мой исповедальник больше
похож на отчет с театра военных действий. Никакой лирики! А лирика-то
есть!
Прогуливаюсь я однажды вдоль состава (опять белые рельсы разобрали),
и вдруг мне навстречу - девица лет двадцати. Худенькая, русоволосая, глаза
серые, огромные, грустные и с достоевщинкой. Одета в кожаную тужурку.
Идет, одной рукой придерживает кобуру, а другой цветы собирает - ромашки.
Когда мы поравнялись, я поклонился, сорвал цветок и протянул ей, она
улыбнулась, взяла и вставила его в свой букетик. А я, как всегда, сморозил
глупость, потому что спросил:
- Это букет на могилу мировой буржуазии, мадмуазель?
- Нет, товарищ, - резко ответила она, - это цветы в вагон раненых...
- Ах, вы сестра милосердия?! - повело меня.
- Да, - еще холоднее ответила она.
- Но ведь здесь стреляют! Или вы надеетесь на свой револьвер?
- Я надеюсь на то, что в нашем отряде таких старорежимных хлыщей, как
вы, больше нет! - медленно и зло ответила она, повернулась и пошла прочь.
- Отбрила! И ведь как отбрила! Умница! - со смехом хлопнул меня по
плечу проходивший мимо Боровский. - Кто же так знакомится с дамами,
глупенький! Ведь Печорина женщины любили не за то, что он остроумный, а за
то, что - несчастный!
- А ты ее раньше видел?
- Второй раз. А что? Нет, не надейся - карта твоя бита.
- А откуда она? - не принимая его тона, спросил я.
- Спроси Елькина - он всех знает.
Вечером, как бы невзначай, я поинтересовался у Елькина, откуда в
отряде женщины.
- Это сестры милосердия, - объяснил он. И рассказал, что для борьбы с