"Галина Полынская. Письма о конце света" - читать интересную книгу автора

цель, коей пока что делиться не стал. Ну да будет о нем.
Анникушин сообщил темную весть. Не хотел бы тебя расстраивать, но ты
просила сообщать все без исключения. Умер Базилик, так скоропостижно, что я
сам узнал об этом только у Ли. Говорят, лицо его в одночасье заросло
роговым панцирем, точь-в-точь похожим на огромный ноготь большого пальца, а
разводы на нем очень уж смахивали на древесные кольца. Отсоединить этот
"ноготь" так и не смогли, похоронили быстро, в закрытом гробу. Предвосхищая
твой вопрос, скажу: за могилой его, разумеется, наблюдают.
Теперь о более приятном. Наконец-то отыскал статуэтку-флакон, о коем
ты меня просила. Он прекрасен, хоть всего-то век 15, да и сохранился
изумительно! Если смотреть на яркий свет, видны следы на донышке, разводы
на стенках. Ощущаю сильнейший трепет, представляя, что за содержимое могло
храниться в столь прекрасном сосуде, и вообще, связь времени чувствуется
как никогда, стоит только взять в руки статуэтку. Чтобы случайно не
пробудить ее силы, убрал в футляр, так что чудесный подарок ожидает твоего
приезда, милая Оюна. Знаешь, как и прежде частенько окружаю себя особо
близкими вещами, но поднимать временные пласты без тебя, милая, не в
удовольствие, порою - в грусть. Жаль, проводники эпох так быстро стареют и
приходят в негодность, стояли бы просто так для красоты, продержались бы
лишнюю сотню, а так... французские часы совсем плохи стали, пропускают со
второй-третьей попытки, да и то не на долго, и не дают былой свободы.
По-прежнему радуют альбом с гравюрами, трость и бронзовый кубок, каждый раз
приоткрывают новые ниши, вот только трость все чаще стала пропускать в
опасные, темные времена, хотя они и не менее интересны. И сейчас хотелось
бы взять ее, отполированную поколениями... но близится час быка, и
рисковать не стану. Серебряное зеркало, что дарило нам столько приятных
минут, совсем без тебя затосковало, его почти не трогаю, касаюсь только в
особо грустные моменты, когда сильнее всего ощущается отчаянная пустота,
возникшая с твоим отъездом. Милая Оюна, как же не хватает мне тебя, твоего
голоса, смеха, твоего общества! Часто вспоминаю день накануне твоего
отъезда, как мы сидели в гостиной прямо на ковре, и солнце, запутавшись в
твоих волосах, пыталось выбраться, но этим лишь распушило черные локоны.
Вспоминаю тебя, окруженную древностями, как верными слугами, как касалась
ты их, истощенных временем тел, как оживали они и льнули к тебе. Как
чудесны были эти моменты, как же я скучаю по ним! Из моей души будто в
одночасье изъяли половину всего... Прости, милая Оюна, если был чересчур
сентиментален, но в этот момент ты так необходима мне. Не докучают ли тебе
столь частые письма? Боюсь, реже писать не смогу, мне кажется, что в эти
моменты я прикасаюсь к тебе и дыханием, и взглядом, и ты слышишь меня.
Вечно твой Л. "

Прежде чем взяться за второе письмо, принесла из холодильника початую
бутылку вина "Молоко любимой женщины". Выпила залпом целый бокал. Только
после смогла перевести дух. Забралась под одеяло и, держась за бокал, как
за спокойную дружескую руку, развернула тонкие листочки:

"Дорогая Оюна!
Сомкнуть глаз так и не удалось - с рассветом прибежала Ниверин с
крайне темной вестью. Берислав не смог вернуться, его не выпустил временной
пласт! Прошу тебя, избегай персидской керамики! Возможно, паника моя